И в этот момент раздаётся выстрел. Грохот за моей спиной. Прикосновения исчезли.
Распахиваю глаза и вижу тот момент, когда Ник хватает ручку с пола и с силой втыкает в глаз Зарины. Она визжит, падает на пол, и я тоже кричу, а выходит лишь снова мычание. А потом такой шум. Топот ног, какие-то голоса. Я кричу и дёргаюсь. Николас берёт нож и подскакивает ко мне. Он режет кожаные ремни на моих запястьях.
Свет полностью включается, и меня ослепляет.
— Всё, всё, крошка, всё, — шепчет Ник, освобождая мои руки, и они падают, как и я вся в его объятия.
— Николас! — Крик Райли.
А затем люди. Их несколько. В форме полиции. Они наставляют пистолеты на всех, кто здесь находится, и медленно входят. Что-то спрашивают, но я не могу услышать. В голове гул. С моих губ исчезает скотч.
— Ник…
— Всё, Мишель. Всё. Это закончилось. Всё закончилось, обещаю. Пошли, нам нужно уйти отсюда, — Николас ставит меня на ноги, а они дрожат. Я не могу идти, жмурюсь. Плечи болят, руки словно током бьёт. Мотаю головой, чтобы прекратить этот шум. Слышны голоса из раций. Райли… вижу Райли, напуганного и с пистолетом. Он подходит к нам, что-то тоже говорит. Я опускаю взгляд на пол и вижу кровь. Её так много. Она везде. Нож тоже весь в крови. Мои руки… кровь.
Николас резко хватает меня за плечи и прижимает к себе.
— От реальности к тебе, Мишель. На этом всё, — его шёпот тонет в раздавшемся выстреле.
Тело Ника дёргается, и он хрипит. Выскальзывает из моих рук, и я падаю вместе с ним по пол.
— Николас! — Визжу и, поднимая взгляд, вижу, как Арнольд держит пистолет и смеётся, пока в него не летит пуля.
— Ник! — Кричу от страха, от ужаса потери. Я за секунду схожу с ума.
Второй вдох
Что такое терять любимых? Это сначала не больно. Ты просто чувствуешь, как захлёбываешься кислородом, и всё равно его мало. Всё происходит быстро. Ты не успеваешь ничего сделать. Даже один вздох. Всё становится неясным, мутным и чёрно-белым. Все краски моментально исчезают, но ненадолго. Они врываются в тебя снова. Твоё сердце стучит. Оно не остановилось, не разорвалось на самом деле. Оно стучит. И ты дышишь. А вот в голове всё проносится. Внезапно появляются воспоминания и так же обрываются, и ты оказываешься снова там, где и была. Внутри тебя начинается агония. Каждую мышцу ломает. Ты отказываешься дышать и в то же время ты это делаешь. В принципе, терять любимых дело привычки. Плохой привычки. А вот потом наступает время долгой и мучительной боли. Она изъедает тебя, смеётся над тобой, заставляет тебя падать. Она приказывает тебе подчиняться. И ты лежишь. Лежишь как будто на сухой земле и смотришь на чистое небо. Ты не двигаешься с виду, а внутри тебя крутит, вырывает из тела. Ничего не происходит такого, чтобы скорбь была вселенской. Это просто случается без предупреждения, как и любовь. Смерть её сестра. Они одинаковы. Пугают. Затмевают рассудок. Ты умоляешь этого не делать с тобой, но им всё равно. Они решили за тебя. И ничего не изменишь. Ты подчиняешься.
Все события происходят очень быстро. Меня оттаскивают от Ника, обездвиженного и лежащего на полу. Я вижу труп Арнольда, а потом Николаса. Такого же. Серого. Я кричу, пытаюсь вырваться из чьих-то рук, но меня отталкивают. Меня забирают от него. И даже не понимаю, плачу ли я. Больно ли мне? Только страх. Сложно передать словами, насколько страшно видеть смерть любимого человека. Это много огней и громкие голоса. Это толчки. Это крики. Это вертолёты. Это Райли, обнимающий меня и плачущий вместе со мной. Это ад. Пекло, которое сжигает тебя невидимым огнём и оставляет такие раны, которые хоть и затянутся со временем, но всегда будут с тобой. Сейчас же они горят. Везде. На каждом участке тела. Они кипят и плавятся. От них душно. Очень душно. А потом больница. Снова мой крик. Кислородная маска на лице Николаса, и спешащие врачи. Его забирают в операционную, сообщая о том, что им пришлось его реанимировать, и шансов нет. Нет! Тогда почему преступникам дают шанс на жизнь? Почему насильников выпускают из тюрьмы? Почему, чёрт возьми, жестокость стала нормой в этом мире, и ей дали шанс? Почему не ему? Не Николасу, который помогал людям? Почему не человеку, которого я люблю? Почему?
— Мишель! Мишель, тебе надо успокоиться! — Я мотаю головой и скулю, а Райли трясёт меня за плечи.
— Послушай меня, тебя должны осмотреть. У тебя порезы и кровь. Ты слышишь? Николас был бы недоволен тем, что ты делаешь! — Кричит он. И как только вспоминает ЕГО, то я затихаю.
— Хорошо, вот так. Он сильный, справится, но если потеряет тебя, то смысла бороться не будет, поняла? — Киваю и всхлипываю.
У меня болит сердце. Сильно тянет внизу живота. Я не могу встать с пола, на который упала, когда Ника забрали. Я не могу сделать и движения. Я просто сижу.
— Райли! Миша! — Ко мне подскакивает Сара, плача и обнимая меня.
— Боже, когда я услышала тебя и то, что ты говоришь, чуть с ума не сошла! Где Ник? — Она тоже кричит, гладит меня по волосам и кричит. Громко очень.
— Сара, уговори её встать и пойти в палату. Она не идёт, — просит Райли.
— Райли? Что произошло? — Я узнаю голос Эла, а потом меня обнимают со второй стороны.
— Мишель, — Амалия.
— Николас ранен. В него выстрелил Арнольд, он стрелял в Мишель, но Николас закрыл её собой, и… в общем, плохо. В лопатку или лёгкое, я не запомнил. Сердце задели, по-моему. Я не знаю… я летел в другом вертолёте с ней, — голос Райли ломается.
— Боже мой, — шепчет Ами, крепче обнимая меня.
— Но его прооперируют, да? Он же выживет? — Испуганно шепчет Сара.
Я знаю, что Райли пожимает плечами, потому что шансов нет! Мать их, шансов!
— Что можно сделать? Давай, я поговорю с кем-то? Стоит вызвать других хирургов? Из Германии? Заказать им самолёт и…
— Эл, уже поздно, — останавливает его Райли.
— Поздно, — повторяю я.
— Нет, Мишель, не поздно. Всё хорошо. Он просто сейчас в операционной. Пулю вытащат и подлатают Николаса. А потом… потом всё будет хорошо. Всё будет хорошо, — Амалия не верит своим словам, обманывая меня.
Почему люди считают, что выдавать желаемое за действительное, лучше? Нет. Нельзя давать надежду, если её нет. Когда ты надеешься, то веришь в иллюзию, а лучше знать правду. Понимать её с той силой, с которой сердце болит. Нельзя лгать. Не тогда, когда мне снова надо надевать чёрное.
— Где она?
— Пирс, а ты что здесь делаешь? — Удивляется Райли.
— Узнал по новостям, что Николас Холд в больнице с огнестрельным ранением, а Мишель Пейн в плохом состоянии. Я приехал, чтобы её осмотреть. Она моя пациентка, — поднимаю голову на Пирса, стоящего рядом с нами.
— Хм, это очень заботливо, но вряд ли Мишель сейчас требуется гинекологический осмотр. У неё рана на животе и царапины, ей нужна другая помощь, — мрачно замечает Райли.