– Ольга, сегодня вам надлежит явиться в суд, – произнес он за завтраком, наливая сливки в кофе. – Не волнуйтесь, моя речь готова. Заседание назначено на три.
Ольга посмотрела на часы. Времени оставалось в обрез. Она улучила момент, когда Иосиф повернулся к Борису, спрашивая его о сестре, и бросила щепотку порошка в большую дымящуюся кружку. Такой дозы вполне хватит, чтобы обезвредить этого ненавистного человека на длительное время. И действительно, вскоре адвокат почувствовал, как его клонит в сон. Это показалось ему странным: никогда прежде он не отдыхал так рано. Шталь попробовал бороться, взял в руки газету – и захрапел прямо в кресле. Ольга подошла к Борису и обняла его.
– Боря, за домом следят, – тихо сказала она. – Они не верят мне и боятся, что я сбегу. Мне не выйти без твоей помощи.
– Но что я могу сделать? – взволнованно спросил офицер. – Ты знаешь, для тебя я сделаю все.
– Все не нужно, только самую малость. – Она наслаждалась своей властью над этим сосунком. – Ты должен отдать мне военную форму. Мы с тобой одинакового телосложения, ты выше ростом, но это не помешает. Полицейские не стоят прямо перед дверью, они не разглядят, кто вышел из дома.
Борис помедлил, прежде чем ответить, и она опередила его:
– Я знаю, что форма понадобится тебе к вечеру. Я выйду с небольшим саквояжем, в котором спрячу свою одежду. Неподалеку отсюда есть старый парк. Я заверну твою форму в бумагу и спрячу под первой скамейкой. Если я увижу, что моя хитрость не удалась и меня преследуют, я либо сдамся полиции, либо, если найду возможность продолжить путь, положу под скамейку записку с указанием, где тебе искать форму. Не волнуйся, милый, у меня все получится. – Она снова взглянула на часы. – Мне пора, дорогой. Давай, давай, скорее неси одежду.
Борис бросился в свою комнату, а женщина, поднявшись к себе, принесла черный, видавший виды саквояж, доставшийся ей в наследство от Цабеля. Она быстро сбросила домашнее платье и с помощью офицера облачилась в военную форму. Форма оказалась на пару размеров больше, но это не бросалось в глаза.
– Ты прекрасна, – проговорил Борис, целуя ее.
– Боря, ты не пожалеешь, что помог мне. – Баронесса крепко обняла его, радуясь, что он не видит выражение ее лица – хищное, самодовольное и ехидное. – Я обязательно напишу тебе, когда окажусь в безопасности.
– Да, да. – Он долго не выпускал ее из объятий, пока наконец женщина не вырвалась. – Мне пора, извини. До свидания, любимый.
Она подхватила саквояж и выскользнула из дома, прежде чем он опомнился и подумал, что Ольга не взяла его адрес. Может быть, она оставит свой в кармане кителя? Мысль, что, возможно, она провела не только дядю, но и его, неприятно кольнула сердце. Офицер подошел к окну, но беглянку уже не увидел.
Покинув дом адвоката, Ольга вышла за ворота, стараясь выглядеть увереннее и копируя походку Бориса. Она заметила полицейского, который равнодушно посмотрел на молодого офицера, покинувшего дом адвоката, и не обратил на него никакого внимания. Ольга свернула в старый парк, прошла мимо скамейки, возле которой обещала оставить Борису сверток, но не остановилась. Она прекрасно понимала, что ждет Ольшевского за помощь мошеннице и потерю формы, однако нисколько его не жалела. Он был всего лишь одним из проклятого ею племени мужчин. Дама держала путь на вокзал. Там она собиралась переодеться и купить билет на поезд до Одессы, города, где, она полагала, ее ждала новая жизнь.
Глава 51
Санкт-Петербург, 1907
К вечеру, не дождавшись баронессы и ее защитника, прокурор, уступив просьбам следователя, дал санкцию на обыск дома адвоката, и разгневанные полицейские ворвались к депутату Государственной Думы. Каково же было их удивление, когда в гостиной они обнаружили двух растерянных мужчин – адвоката Шталя с опухшим от сна лицом, и молодого офицера, который почему-то оказался в доме.
– Но… – Один из полицейских подошел к бледному Борису, переодетому в штатское, и наклонился к нему. – Вы же вышли… Я сам это видел. В доме есть черный ход?
Иосиф, протирая глаза и стряхивая с себя остатки сна, покачал растрепанной головой:
– Нет и никогда не было. И что тут такого, что мой племянник выходил из дома? При чем здесь черный ход?
– Сначала приведите сюда Ольгу фон Шейн, – потребовал пристав, и адвокат изумленно поднял седые брови.
– Разве она не в суде? Надеюсь, заседание не состоялось без меня? Видите ли, я неважно себя чувствовал и не мог… – Ему было стыдно, что он проспал.
– Вы же юрист, – пристыдил его пристав. – Как не стыдно лгать? Ноги вашей подзащитной не было в суде. Где вы ее прячете?
Губы адвоката затряслись, острая боль пронзила грудную клетку, и он начал задыхаться:
– Разве… она не пришла?
– А вы не в курсе? – язвительно спросил полицейский. – Неужто лежали в беспамятстве?
Иосиф растерянно захлопал ресницами и чуть не ответил утвердительно. Он помнил, что, выпив кофе, сильно захотел спать, прикорнул в кресле, а потом… Бедняга бросил взгляд на часы. Что за черт? Они завтракали в девять, а уже шесть вечера. Выходит, он проспал девять часов? Как такое возможно? Это действительно смахивает на беспамятство.
– Я ничего не понимаю, – с усилием проговорил Шталь и опустился в кресло. – Я спал. Впервые спал так крепко и долго.
Пристав усмехнулся:
– Хорошо, что вы вообще остались в живых. Сдается мне, что Ольга накормила вас снотворным, чтобы выскользнуть из дома. А вы, молодой человек, почему сидите в штатском? Не потому ли, что отдали ей свою форму? Это ведь она выходила из дома около половины десятого, верно? Именно поэтому полицейский и не видел, как вы вернулись.
Шталь побледнел, потом побагровел.
– Ты отдал ей свою форму? – прохрипел он и застонал. Боже мой, что наделал этот мальчишка! Да он и сам хорош, старый дурак. Его предупреждали, что эта женщина – чудовище, а он не верил, хотел ее спасти. Разумеется, баронесса не любила его, только использовала, она вообще никогда никого не любила. Ну и черт с ней. Хуже всего, что он, сам того не подозревая, впутал в историю племянника, единственного сына сестры, и теперь эта история наверняка пагубно скажется на карьере молодого человека.
– Ты отдал ей форму? – повторил адвокат, почти теряя сознание.
Борис не ответил и опустил голову.
– Что ты наделал! – Дядя схватился за сердце, колотившееся, будто пойманная птица, и упал на холодный пол. Офицер бросился к нему, но полицейские, схватив его под руки, повели на улицу. В отделении несчастный во всем признался. Бедняга до сих пор находился под влиянием Ольги и не хотел слушать следователя, который изрыгал проклятия баронессе: