Наконец шагавший впереди капитан заметил впереди нырнувший в лес проселок. Подошли ближе.
— Следы, — указал он на свежие отпечатки автомобильных колес. — Похоже, это он.
Бойцы на всякий случай сняли с плеч винтовки, поправили поясные ремни с кирзовыми подсумками для патронов. Офицер вынул из кобуры пистолет и скомандовал:
— Внимательно смотреть по сторонам. За мной…
Листву деревья сбросили в конце ноября, но из-за отсутствия снега, из-за высоты стволов, а также из-за плотного кустарника лес все равно казался темным, пугающе мрачным.
Старая пожухлая листва лежала повсюду. Там, где ее было много, следы колес пропадали. Однако потерять их полностью капитан болгарской армии не боялся — автомобиль ехал, не разбирая дороги, задевая и калеча мелкие деревца, подминая кусты. Не заметить последствий его грубого вторжения в нетронутую природу было трудно.
Метров через пятьсот офицер остановился и вскинул руку.
Следы автомобиля вильнули и оборвались у кустарника, за которым что-то темнело.
Развернувшись в цепь, бойцы осторожно двинулись вперед…
Высокий Захари первым увидел поверх кустарника матерчатую крышу автомобиля и просигналил офицеру.
Двое обошли кусты с одной стороны, двое — с другой. Держа наготове оружие, приблизились.
Машина остановилась, врезавшись бампером в толстое дерево. Об этом свидетельствовали и мелкие сухие ветви, в изобилии покрывавшие крышу, капот, передние крылья. Задние колеса автомобиля увязли в грязной слипшейся листве, левая дверца машины была распахнута.
В кабине пусто.
* * *
Впервые сознание мужчины прояснилось, когда его со всего маху бросили на что-то твердое. До того момента он находился далеко и лишь изредка приближался к той прозрачной стене, из-за которой доносились равномерный шелест листвы, собачий лай, низкий грудной голос, тяжелые шаги. Порой он ощущал рывки, острую боль в спине, пояснице и волочившихся по земле ногах… Звуки и ощущения перемешивались с тягучей пеленой, с резавшим глаза ярким светом, с собственными стонами.
Грохнувшись на твердое спиной и затылком, мужчина вскрикнул и открыл глаза. Вокруг было темно. Рядом, спиной к нему, сгорбившись и бессильно опустив руки, сидел незнакомый старик. Поверх его одежды был накинут сюр
[19], на седой голове плотно сидела старая войлочная шляпа с завернутыми кверху полями. Старик тяжело дышал, в груди его клокотало и хрипело.
— Где я? — прошептал мужчина.
Старик не шелохнулся и не ответил.
«Чертовщина. Верно, мерещится… Куда я попал? Ничего не понимаю…»
Старик понемногу отдышался, пошевелил рукой, дернул плечом. Затем снял с головы шляпу и сел вполоборота.
— Ты кто? — спросил на немецком языке мужчина.
— Можешь называть меня Иштван, — ответил тот на венгерском.
— Что со мной произошло?
— А я почем знаю? Охотился я. С ружьишком бродил по округе. Наткнулся на легковую машину под могучим деревом. В машине нашел тебя на переднем сиденье. В крови и без сознания. Вот и вся история…
Мужчина хотел задать еще несколько вопросов, да старик поднялся и решительно приказал:
— Молчи и не трать зря силы. В твоем положении не до пустой болтовни. Сейчас схожу в дом, переоденусь, подберу необходимые медикаменты и займусь твоими ранами…
* * *
— Я же говорил, что попал в него, — пробасил Захари, удовлетворенно показывая на залитое кровью переднее сиденье.
Впрочем, крови хватало везде. Пятна были и под сиденьем, и на рулевом колесе, и на красивой приборной панели. Ею была перепачкана даже листва под распахнутой водительской дверцей.
— Куда же он тогда подевался? — с ехидцей спросил капитан.
— А бес его знает. Может, уполз куда. Сейчас поищем, — весело сказал подофицер и предложил:
— Вы пока машину осмотрите, а мы вокруг обойдем…
Искали долго. Никого. Трижды натыкались на потревоженную листву, но таких, развороченных до голой земли местечек в лесу попадалось много. Так дикие кабаны и олени, в изобилии встречавшиеся в лесах Венгрии, искали себе пропитание.
Отошли подальше, сделали второй круг. И опять пусто.
Ничего не дал и третий круг, радиус которого от застывшего автомобиля составил метров четыреста.
Время подходило к полудню. Капитан сидел справа на переднем сиденье «Хорьха» и рассматривал развернутую на коленках карту.
— Я так и понял, что вы никого не нашли, — тихо сказал он. — Думаю, бандит потерял много крови, но еще мог передвигаться. Направился он, скорее всего, в ближайший город Веспрем.
Захари мало смыслил в топографических картах и согласно кивнул:
— Должно быть, так и есть.
— Но Веспрем пока занят немцами, и мы, между прочим, находимся недалеко от их позиций. — Капитан со значением поглядел на Захари и выбрался из кабины. — Я осмотрел машину, — показал он на приоткрытый моторный капот. — Своим ходом она из леса не выберется — поврежден радиатор и бензопровод. Поступим так. Ты с бойцом Гешевым останешься здесь сторожить автомобиль. Мы с Крайновым пойдем на пост и вернемся сюда с грузовиком.
— Зачем, капитан? — не понял подофицер.
— Приказ был сверху: собирать всю брошенную технику и отправлять на ближайшие железнодорожные станции.
* * *
Сидевшему за рулем «Хорьха» мужчине здорово повезло, потому что старый венгр Иштван Гера оказался земским врачом. Он был едва ли не единственным практикующим медиком на довольно большом участке от северо-восточной оконечности озера Балатон до южной окраины города Веспрем.
Иштван был стар и сед — без единого темного волоса на голове. Лишнего веса не имел, а сознание оставалось столь же светлым, как и волосы, потому что выкуривал он только одну сигару по субботам и под нее же выпивал две рюмки палинки.
До начала Второй мировой войны специалистов с медицинским образованием в этих краях проживало достаточно — каждый мало-мальски приличный населенный пункт имел своего доктора, фельдшера или акушера. Война привнесла хаос и навела свои порядки. Молодых медиков мобилизовали в венгерскую армию, кто-то уехал, другие завершили практику.
Иштван остался на своем посту по двум причинам. Во-первых, он не имел накоплений и жить было попросту не на что. Во-вторых, кроме него помогать больным стало некому.
Проживал он в собственном доме, построенном на выкупленном тридцать лет назад лесном участке. Участок находился на отшибе, в полукилометре от крайней улицы маленького городка Фельшоорш. Иштван любил иногда поохотиться на птицу, но больше всего ценил тишину и покой. В глухом лесу этого добра было с избытком. И птиц, и тишины, и покоя.