Империя Круппов. Нация и сталь - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Жаринов cтр.№ 44

Юбилей фирмы Круппа соперничал со знаменитым алмазным юбилеем английской королевы Виктории, имевшим место в 1897 году, с одной стороны, а с другой – с пышным празднованием по всей необъятной империи 300 летнего юбилея дома Романовых в России. Как и всякие подобные празднования начала XX века, столетие фирмы «Фридрих Крупп» было похоже на оргию безудержного расточительства, на торжество шовинизма, сопровождавшегося беззастенчивым самовосхвалением, окутанным в туманную ностальгию по легендарному прошлому.

По данным «Jahrbuch der Millionare» третье почетное место среди самых богатых семей Германии занимал барон фон Голдшмидт – Ротшильд. В его активе насчитывалось 163 миллиона марок. Князь Хенкель фон Доннерсмарк шел вторым и располагал 254 миллионами марок. Но первая строчка принадлежала Берте Крупп, и её состояние исчислялось 283 миллионами марок.

Берта Крупп была внучкой знаменитого Альфреда Круппа и одной из двух дочерей Фрица Круппа, сына пушечного короля. По законам Германии женщина не могла стать главой фирмы, и умирающий Альфред видел будущее только в мрачном свете: его беспомощный сын, который вместо того, чтобы учиться сталелитейному делу, увлекся зоологией, и хотя и занимался фирмой, но свои обязанности выполнял из-под палки, был словно обречен на неудачу. Фриц стал плодом несчастной любви Альфреда и Берты. Разногласия родителей, чей официальный развод произошел лишь в 1882, словно с самого рождения заложили в мальчика какую-то червоточину.

И до развода Альфред не жил со своей супругой около тридцати лет, однако сам факт развода он воспринял весьма болезненно. Нужно сказать, что в течение долгого срока раздельной жизни Крупп делал слабые попытки найти замену Берте, но все они оказывались тщетными. Так, известно, что в Эссене появилась супружеская пара Клюперель, и пушечный король сразу же проявил знаки внимания по отношению к Элизабет Клюперель, пианистке из Штуттгарта, неожиданно прислав в подарок молодой женщине дорогой рояль марки «Бехштейн». И с этого момента в будничную одинокую жизнь замка Хёгель упомянутая Элизабет Клюперель смогла внести некое очарование поздней осени. Музыка Шуберта уверенно начала разгонять в пустом холодном доме царившие здесь тоску и уныние. Но в более теплые отношения это знакомство так и не смогло перейти. Призрак любимой и недоступной жены все равно продолжал незримо бродить по бесконечным переходам замка, и даже музыка Шуберта и Шопена не могла прогнать его из длинных переходов и галерей.

Окончательный разрыв с Бертой произошел по поводу женитьбы единственного сына Фрица, который оказался полной противоположностью своему отцу (рядом они выглядели как Пат и Паташон). Маленький, толстенький, классический «маменькин сыночек», Фриц все детство провел с мамой на курортах и слыл изнеженным барчуком. Пока сыну не исполнилось двадцать, Альфред и слышать не хотел, что Фриц когда-нибудь встанет во главе фирмы он казался ему совершенной неспособным к серьезным делам. В 25 лет Фриц вознамерился жениться. Альфред был категорически против: ему не нравилась невеста, а пуще всего необходимость что-то менять в привычном укладе. Долгие три года Крупп не давал разрешения на брак. Тогда Берта решила сама поговорить с Альфредом и заступиться за своего любимого сына. Но она выбрала весьма неблагоприятный момент. Альфред как раз накануне рокового разговора проиграл партию в домино одному из директоров своей фабрики. Это обстоятельство омрачило его и без того тяжелый нрав. Ему казалось в тот момент, что он только и делает в жизни, что проигрывает. Своих партнеров Крупп подозревал в мошенничестве, назревал неприятный разговор с подчиненными, а тут под горячую руку Берта решила заговорить о женитьбе Фрица. Именно в тот злополучный день она решила во что бы то ни стало получить окончательный ответ от Альфреда и начала на него давить всеми доступными ей средствами.

Альфред взревел. Его «нет» раскатисто прокатилось по всему замку. Чаша терпения оказалась переполненной. Берта развернулась и вылетела из комнаты. Прошло ещё какое-то время, и услужливый дворецкий, неожиданно появившись в покоях хозяина, начал шептать своему патрону на ухо о том, что Фрау Крупп не на шутку рассердилась и сейчас занимается тем, что упаковывает вещи и что её намерения на этот раз кажутся необычайно серьезными. Альфред поспешил наверх. Там он увидел, как его супруга гоняет из угла в угол горничных, пытаясь упаковать на этот раз все, что ей принадлежало, вплоть до самых маленьких безделушек. Берта не собиралась оставлять в этом странном жилище ничего, что принадлежало лично ей.

Альфред начал умолять остаться, он просил прощенье, негодовал, кричал, но Берта не произнесла на все это ни единого слова, она даже не взглянула на Альфреда. Когда же последняя коробка была наконец упакована, Фрау Крупп гордо вышла из комнаты вслед за своим багажом. В отчаянии Альфред лишь сумел прокричать в темный, как бездна, лестничный пролет: «Не будь дурой! Подумай! Берта, что ты делаешь!» («Mach Kein Unsinn! Bertha, bedenke, was du tust!») И это были последние слова Альфреда, с которыми он обратился к своей супруге. Больше им уже не суждено было встретиться в этой жизни.

Решив использовать последний шанс к примирению, Альфред все-таки согласился на брак сына. В тайне он рассчитывал, что это сможет изменить решение Берты. Однако Крупп и здесь выдвинул свои непременные требования: молодожены обязаны были жить вместе с ним в замке Хёгель.

С возрастом Альфред стал маниакально подозрителен, ему казалось, что все вокруг хотят его обокрасть, и каждый день он посылал своим управляющим ворох противоречивых приказов и инструкций. К счастью, реагировать на причуды вздорного старика не было особой необходимости: на своих фабриках он уже давно не появлялся, а телефон к тому времени ещё не изобрели. Мучаясь бессонницей, Альфред ночи напролет бродил по пустынным комнатам замка, главный холл которого с пятью огромными люстрами на высоченном потолке мог вполне сойти за футбольное поле. Длина лишь одного обеденного стола равнялась шестидесяти футам. Говорили, что даже преданный дворецкий, Кёрт, редко мог встретить своего хозяина: до такой степени Альфред любил уединение, а необжитые пространства Хёгеля весьма способствовали этому желанию. Общение с дворецким осуществлялось с помощью записок, которые хозяин замка пришпиливал к косякам дверей. По характеру указаний и по специфическим деталям слуга мог догадаться, что хозяин постоянно следит за всем происходящим в замке, оставаясь невидимым. По признанию Кёрта, от этих бесконечных записочек у него по спине начинали бегать мурашки: маленькие лоскутки бумаги были пришпилены почти к каждому косяку. Казалось, что хозяин одновременно везде и нигде. Можно сказать, что замок Хёгель стал для Альфреда Круппа частью его самого. Старел хозяин, постепенно болезни начали брать верх над некогда несгибаемым человеком, и нечто подобное происходило и с замком. Так, в одну из зим Крупп чуть было не замерз: внезапно отказала вся система отопления. Но и летом было ни чуть не лучше. Железная крыша и наглухо закрытые ставни при плохо работающей вентиляции превратили огромное здание в парник. Спасало обитателей лишь то, что Хёгель был непомерно огромной конструкцией с огромным количеством ходов и выходов. Фобия Альфреда относительно токсичности собственного выдоха легко преодолевалась им благодаря размерам здания и количеству комнат. По ночам, когда фобия особенно сильно навала знать о себе, хозяин, подобно призраку, без устали бродил по огромным коридорам, что-то царапая карандашом на клочке бумаги. К концу жизни Крупп полностью перешел на карандаш. Теперь он писал огромными в пол страницы буквами, причем грифель часто рвал бумагу, выдавая беспокойный нрав хозяина. Иногда маленькая по содержанию записка занимала две или три страницы: создавалось впечатление, будто Альфред действительно превращался в призрак и постепенно начинал забывать человеческий язык.