Во власти соблазна - читать онлайн книгу. Автор: Патриция Грассо cтр.№ 76

Через час Фэнси вошла в Королевский оперный театр и направилась прямо в кабинет директора. Бишоп, озадаченно улыбаясь, вышел из-за стола и посмотрел на карманные часы.

– Прослушивание для новой оперы начнется часа через два.

– Я ухожу из театра, – сообщила ему Фэнси. – Больше петь не буду.

– Мне очень жаль это слышать, – ответил Бишоп. – Но, думаю, вы сделали правильный выбор.

– В первую очередь я должна заботиться о своем ребенке. – Фэнси немного поколебалась, но все же решилась. – Если вы ищете самую лучшую «девушку из Милана», обратите внимание на мою сестру Серену.

– Серена поет так же хорошо, как и вы?

– Гораздо лучше меня. – Фэнси казалось, что сердце ее сейчас разорвется, но расставание со сценой – ничто по сравнению с потерей мужа. – Серена еще и на флейте играет.

Директор Бишоп не мог скрыть волнения.

– Серена живет в доме герцога Инверари?

– Вам придется обратиться к нашему отцу, чтобы получить разрешение. – Фэнси приподнялась на цыпочки и поцеловала директора в щеку. – Спасибо за то, что вы доставили мне такое наслаждение – петь на сцене.

– Наилучшие пожелания вам и его светлости.

– Я ухожу и от его светлости тоже.

Фэнси повернулась спиной к потрясенному директору и, не сказав больше ни слова, покинула оперный театр и побрела в сторону Сохо-сквер. Они с ребенком будут жить в доме Фламбо. Компания «Семь голубок» зарабатывает достаточно денег, чтобы существовать вполне достойно.

Она больше никогда не будет петь. И не отдаст своего сердца другому мужчине. Да, она и в самом деле стала такой же, как мать, но в отличие от матери не позволит уничтожить себя.

«Так тому и быть, – думала Фэнси, отпирая входную дверь. – Так тому и быть».

Фэнси бросила саквояж в холле и пошла по коридору в кухню. Распакует вещи потом, а сейчас ей необходимо выпить чаю и поспать.

Чем она будет заполнять время, пока не родится ребенок? Может быть, отец даст ей карету, чтобы ездить и покупать все для малыша?

А что потом? Может быть, она научится готовить и шить, как Рейвен. Плохо, что она терпеть не может и шить, и готовить. Можно заняться садом и посоперничать с Белл, но так не хочется пачкать руки. Рисовать, как София, она никогда не сможет. Впрочем, чем бы она ни занималась в дальнейшем, петь ей уже не придется.

Она так многообещающе начала этот оперный сезон – и только для того, чтобы сбиться с пути еще быстрее, чем это случилось с мамой. Чем она может похвастаться? Ни оперы, ни мужа, ни любви.

Фэнси не превратилась в свою мать. Габриэль Фламбо была счастливее, чем она.

Вернувшись в гостиную, Фэнси поставила поднос на стол, налила горячего чая в чашку и поднесла ее к губам, слегка подув на дымящуюся жидкость.

Напившись чаю, Фэнси легла на диван, закрыла глаза и усилием воли заставила себя глубоко дышать, чтобы расслабиться.

Впервые за двадцать лет жизни Фэнси осталась совершенно одна, и чувство это оказалось очень приятным и мирным.

Она задремала и во сне почувствовала запах корицы, становившийся все сильнее и сильнее. Открыв глаза, Фэнси осмотрела гостиную. Никого, но запах корицы все усиливался.

– Я знаю, что ты здесь, – сказала Фэнси в пустую комнату, сев на диване. – Я следовала за сердцем, няня Смадж, и вот что из этого вышло. Уходи.

Запах корицы медленно, неохотно растаял. И тут в дверь кто-то заколотил.

Фэнси зевнула, встала с дивана, вышла в холл и открыла дверь. На пороге стоял Рудольф Казанов.

– Вы пригласите меня в дом? – спросил он.

Фэнси отметила поцарапанную щеку и синяк на скуле.

– Это Степан вас прислал, чтобы поговорить со мной?

– Я пришел поговорить о моем брате, а не за него.

Фэнси отошла в сторону, впустила его и показала в сторону гостиной.

Рудольф глянул на ее саквояж.

– Только после тебя, дорогая сестра.

Фэнси прошла в гостиную и села на диван. Рудольф устроился в кресле напротив.

– Чему обязана?

– Хочу кое-что выяснить.

Фэнси взглянула неприветливо.

– Мои отношения со Степаном тебя не касаются.

– Когда мой брат меня избил, – подался вперед Рудольф, – его брак стал моим делом. Будь добра, объясни мне, почему Степан сидит на Гросвенор-сквер, а ты здесь, на Сохо-сквер.

– Степан меня обманул, – ответила Фэнси. – Он похитил меня, увез из Лондона, соблазнил и нарочно сделал так, чтобы я забеременела. К сожалению, он забыл упомянуть, что наш брак означает конец моей карьеры в опере. Он лишил меня выбора.

Рудольф кивнул, словно понимал и сочувствовал ее обиде.

– А что бы ты предпочла, если бы он не лишил тебя выбора?

– Что? – Фэнси не поняла, что он имеет в виду.

– Ты бы выбрала другую жизнь? – Рудольф впился в нее взглядом своих темных глаз. – Какую именно? Без Степана?

Фэнси сощурила фиалковые глаза. Звучит разумно! О, этот пронырливый князь еще хитрее, чем его братец.

– Не знаю, – уклонилась она от ответа и с удовлетворением увидела, каким недовольным сделалось его лицо.

– Так ты что, будешь и петь в опере, и растить ребенка моего брата?

– Сегодня утром я ушла из оперы.

Князь заметно успокоился.

– Степан об этом не знает.

– Я и от него ушла.

– Если вы станете жить раздельно, – сообщил ей Рудольф, – по английским законам ребенок будет принадлежать отцу.

Фэнси почувствовала укол тревоги. Она не знала, что говорят английские законы об опекунстве. Да и откуда? Никто из ее знакомых никогда не разводился.

– Мой влиятельный отец такого не допустит.

– Он герцог, а не волшебник, – парировал Рудольф. – Его светлость хочет, чтобы твой брак сложился удачно, и ни за что не будет использовать свое влияние, чтобы его разрушить.

– Мой отец передо мной в долгу.

Рудольф покачал головой.

– В этой жизни никто никому ничего не должен, малышка. Запомни эту истину, чтобы не страдать от пустых надежд.

– Мой муж вчера ночью не пришел домой! – вспылила Фэнси. – Я не собираюсь поощрять супружескую измену!

Это Рудольфа удивило.

– Я, конечно, выясню, где мой братец провел ночь, но очень сомневаюсь, что он тебе изменил.

Фэнси промолчала. Муж оставил ее одну в опере и ночевал неизвестно где. Она его любит, но если она ему нужна, Степану придется приползти к ней на коленях и умолять о прощении. А представить себе своего мужа в таком унизительном положении она не могла.