– Я не буду жить с вами здесь.
Блейз накинулась на отца:
– Почему Фэнси не может жить с нами здесь?
– Я решила остаться на Сохо-сквер.
Блейз резко повернулась к ней.
– Ты нужна нам!
Фэнси закрыла глаза, не в силах видеть боль сестры и понимая, что и у остальных сейчас такие же страдальческие лица. Она открыла было рот, но не смогла найти слов, чтобы утешить их.
Ее выручил отец:
– Фэнси нужно немного больше времени, чтобы освободиться… Но может быть, она скоро передумает. Она знает, что здесь ей всегда будут рады.
Сестры подошли к ней, чтобы обнять. Даже Паддлз лизнул ее на прощание.
– Я обещаю приходить в гости, – сказала она, – и хочу, чтобы и вы ко мне приходили.
Фэнси смотрела, как герцогиня выпроваживает девушек из гостиной. Она не знала, плакать или смеяться, когда из коридора раздались голоса.
– Паддлз будет спать со мной, – говорила ее сестра.
– О Господь Всевышний! – В голосе герцогини звучал откровенный ужас. – Как же мы найдем тебе мужа? Ведь это его прерогатива.
– Я предпочту обезьянку.
Роберт и Рудольф посмотрели друг на друга и снова расхохотались.
– Похоже, Рокси встретила достойного противника, – сказал Роберт.
– Думаю, ты прав, – согласился Рудольф.
Герцог Инверари посмотрел на троих молодых людей.
– Я хочу поговорить с дочерью с глазу на глаз.
– Выслушайте, что он вам скажет. – Степан прикоснулся к щеке Фэнси. – Я подожду в холле.
Герцог подошел к девушке и взял ее руку в свои.
– Ты не передумаешь?
Фэнси хотела бы его простить, но тот далекий день в Гайд-парке не давал ей поверить в искреннее раскаяние отца. Хотя сердце ее болело, она заставила себя отказаться.
– Я не могу.
На лице герцога мелькнуло сожаление, но, надо отдать ему должное, он тут же с этим справился и повел ее через гостиную.
– Я хотел, чтобы ты увидела вот это. – Герцог показал на висевший на стене портрет.
На Фэнси смотрела ее мать. Это была мама, которую она видела так давно, женщина, которую невинность окутывала, словно чувственными духами; глаза ее светились робким приглашением.
– Она здесь такая юная и беспечная… – Фэнси перевела взгляд с портрета на отца. Он смотрел на ее маму, и в глазах его застыли тепло, тоска и сожаление. Может быть, он действительно любил маму.
– Я заказал этот портрет через полгода после того, как началась наша связь, – произнес отец, и губы его тронула печальная улыбка. – После того как умерла моя первая жена, я перенес портрет Габриэль сюда. И все эти годы я сидел тут, желая, чтобы все было по-другому, чтобы я не покидал ее и моих дочерей. Мечтал, что смогу исправить нанесенный ущерб. Во Франции твоя мать была бы графиней. Ее сердце так и не оправилось от тоски по семье, погибшей во время террора. – Отец посмотрел на Фэнси. – Твоя мать была настоящей аристократкой. Она пришла ко мне девственницей и оставалась мне верна всю свою жизнь. Будь я свободен, я бы на ней женился.
– Спасибо, что рассказали мне это. – В горле у девушки стоял комок.
Он поднес ее руки к губам.
– Прошу, подумай о моей просьбе и присоединяйся к своим сестрам.
– Подумаю… – Больше Фэнси ничего сказать не могла.
– В любой момент, когда будешь готова.
– А если я никогда не буду готова?
– Я все равно буду любить тебя. – Отец обнял ее за плечи и повел к двери. – Могу я спросить о твоих отношениях с князем Степаном?
– У меня нет с князем никаких отношений.
Герцог Инверари улыбнулся:
– Кажется, князь Степан считает, что ты питаешь к нему более теплые чувства, нежели просто дружеские.
Фэнси пожала плечами:
– Я не могу распоряжаться мыслями князя.
– И у тебя нет к нему никаких нежных чувств?
– Степан добр ко мне, – признала Фэнси, – но князья не женятся на простых оперных певицах.
Отец обнял ее.
– Зато князья женятся на дочерях герцога.
Глава 9
Степан оперся о перила, скрестив руки на груди. Он беспокоился о том, что происходит наверху. Если бы только Фэнси помирилась с отцом… Тогда она примирилась бы и с собой. Но как заставить ее понять это? Ее душевные шрамы останутся на всю жизнь, как и его собственные, но нежелание простить будет постоянно бередить раны.
На душе Магнуса Кемпбелла тоже лежал груз многих грехов. Он заставил страдать не только мать, но и старшую дочь. Герцог будет жить, терзаясь виной и сожалением до тех пор, пока дочь не простит его прегрешения.
Рудольф с маркизом бродили по холлу, разговаривая о делах. Дворецкий герцога занимался своими обязанностями неподалеку.
– Мой маленький братец ведет себя как влюбленный мужчина, – заметил Рудольф.
– Или как предполагаемый отец, – добавил Роберт Кемпбелл.
– Ох уж эти муки и восторги истинной любви! – пробормотал дворецкий. Маркиз и старший князь беззлобно рассмеялись.
Чувствуя себя затравленным медведем, Степан угрюмо посмотрел на маркиза и брата. Услышав сдавленный смешок, он глянул и на дворецкого, но тот уже стоял с серьезным лицом.
Раздались шаги на лестнице. Герцог, обняв дочь за плечи, вел ее к холлу. Степану это показалось хорошим знаком, но тут он поймал взгляд Фэнси и увидел ее лицо. Его певчая птичка выглядела ошеломленной, как неопытный воин в гуще своего первого сражения.
– Уопсл навестит нас послезавтра, – сообщил герцог Инверари молодым людям.
Степан посмотрел на Фэнси. Ее взор молил о молчании.
– У этого Алекса Паддлза имя, как собачья кличка, – заметил Роберт Кемпбелл.
– Осталось молиться, чтобы он не заработал свое имя так же, как этот пес. – Рудольф посмотрел на Степана: – Мне казалось, ты собирался заняться этим делом.
– Я разговаривал с главой «Семи голубок». – Степан пожал плечами, с трудом сдерживая усмешку. – Компанией владеет картель из семерых человек.
– Где ты его видел? – спросил Рудольф.
– Мы встретились в опере. – Степан кинул взгляд на Фэнси.
– И что сказал этот парень? – поинтересовался маркиз.
Степан перевел взгляд на брата:
– Братья Казановы – это сопутствующий ущерб.
– Ты хочешь сказать, что этот картель собрался разорить меня? – воскликнул герцог Инверари.