– У меня всё есть.
В самом деле, его одежда ещё не собиралась разваливаться, а
оружие, как и было обещано, Фитела ему дал. Волкодав сам выбрал прочное, с
широким жалом копьё, могучий веннский лук, оплетённый берёстой, и два топора:
один на длинном топорище – для рукопашной, другой на коротком – чтобы можно
было метать. Не помешал бы и меч, но меч – оружие особенное, просто так его не
дают и не берут.
Когда-то, очень давно, маленький мальчик из рода Серого Пса
впервые задумался о том, как это, должно быть, горько и страшно – жить
бездомным сиротой, у которого все пожитки вполне умещаются в полупустом мешке
за спиной. А теперь он и сам вот уже двенадцатый год другой жизни не знал. И
узнает ли – не у кого спросить…
Сидя на послушной лошадке, Волкодав придерживал копьё правой
рукой, уперев его в стремя, и прикидывал, что на привале надо будет сделать для
него петлю вроде тех, какими пользовались другие. Лук в налучи покачивался
слева при седле, справа висел берестяной тул с двумя десятками стрел. Стрелы
Волкодав тоже выбирал сам, следя за тем, чтобы ушко у каждой было выкрашено в
свой цвет, смотря по тому, каков наконечник. Чтобы в бою можно было сразу
выхватить нужную, не раздумывая и не ошибаясь.
День миновал без каких-либо происшествий. Дорога, не нарушенная
ни переправой, ни буреломом, вилась между песчаных холмов, поросших добрыми
соснами. Ветер шевелил пушистые ветви, пятна света и тени плясали по лесной
траве, по вьюкам на телегах, скользили по лицу Тилорна. Некоторое время тот
напряжённо хмурился, потом обрадованно заявил:
– Я уже различаю тени и свет! Даже очертания иногда!
– А я думал, тебя ослепили, – сказал Волкодав.
Тилорн улыбнулся.
– Нет. Это от плохой еды и… м-м-м… переживаний. Ты же,
друг мой, кормишь меня столь незаслуженно хорошо, что я, чего доброго, не
только вновь стану видеть, но и растолстею…
Волкодав вдруг почувствовал себя так, словно это ему, а не
Тилорну предстояло вскоре прозреть. Необычное ощущение крепко засело в душе. И
до самого вечера, пока они не выехали на широкую поляну у озера и Аптахар не
распорядился устроить привал, Волкодав волновался неизвестно о чём и всё думал,
что бы такое сделать, чтобы зрение поскорей вернулось к Тилорну. Ничему-то он,
старый пёс, в жизни своей не научился.
На ночь телеги поставили в круг и на каждой с внешней
стороны укрепили по два щита. Посередине круга поставили палатку для Фителы.
Разложили костёр и повесили над ним железный котёл. Волкодав уже не слишком
удивился, когда Ниилит взяла большую деревянную поварёшку и принялась
хозяйничать у котла.
Он натянул свой полог возле колеса повозки, постелил
покрывало, потом вынул из телеги Тилорна и, взяв на руки, унёс его за пределы
круга.
– Смех и грех, – молвил калека, управившись со
своими делами и пытаясь одёрнуть длинную рубаху. Ладони Волкодава обнимали его
рёбра, без труда поддерживая тщедушное тело. – Смех и грех! –
повторил Тилорн и смущённо вздохнул. – Когда лежу или когда ты вот так
держишь, ну прямо сейчас горы сверну. А стоит попробовать… Поставь меня,
пожалуйста, на землю, друг Волкодав.
Волкодав, подумав, чуть-чуть развёл ладони. Какое-то время
Тилорн и вправду стоял, шатаясь из стороны в сторону и поводя руками. Потом его
колени беспомощно подломились. Волкодав не дал упасть – подхватил и понёс
обратно к костру.
– Не спеши, – посоветовал он Тилорну. – Куда
торопишься?
– Мне так стыдно обременять тебя, – ответил
тот. – Ума не приложу, что бы мы без тебя делали, друг мой! Хотя, правду
сказать, поначалу я очень опасался за девочку…
Волкодав едва не споткнулся. Ему словно плеснули в лицо
водой, холодной и грязной.
– Что? – спросил он, надеясь ослышаться.
– Я обидел тебя? – что-то почувствовав,
неподдельно перепугался Тилорн. И торопливо принялся объяснять: – Я… ну ты
же сам… ты – молодой, сильный мужчина, а Ниилит, как я понимаю, очень красива…
я же тебя совершенно не знал… я боялся, что ты… Волкодав! Я обидел тебя?
Волкодав молча прошёл между телегами, уложил учёного под
полог, укрыл шерстяным плащом. Тот всё ещё пытался что-то говорить и даже
поймал его за руку. Волкодав выдернул руку и, мало что видя перед собой, ушёл
на другую сторону лагеря, к берегу озера, где паслись стреноженные кони. И там
долго стоял неподвижно, глядя на лёгкий туман, завивавшийся над водой.
Далеко за озером, за лесами алели, рея в прозрачном воздухе,
снеговые зубцы гор. Их ещё озаряли лучи солнца, ушедшего за горизонт. Волкодав
хорошо помнил, как его, напрочь отвыкшего от света, в лохмотьях, с многолетними
шрамами от цепей на шее, запястьях и лодыжках, вытолкнули из пещеры на голубой
горб ледника, под беспощадное морозное солнце. Вот тебе твоя свобода, сказали
ему. Иди. И он пошёл, шатаясь, скользя босыми ногами по плотному снегу, зажимая
ладонью рану в боку…
За спиной прошуршали шаги. Волкодав узнал походку Авдики и
не стал оборачиваться.
– С девкой поссорился? – спросил молодой сегван и
понимающе кивнул: – Бывает.
– Бывает, – сказал Волкодав.
– Слушай, венн… – Авдика помедлил, отвёл глаза,
потом решился: – Знаешь, я что-то так и не уразумел, как это ты меня ринул
намедни у Айр-Донна. Может, покажешь, если не жалко?
Волкодав пожал плечами. Ему было не жалко. Эта ухватка не
входила в число запретных, которые нельзя передавать стороннему человеку. Он
пересадил Нелетучего Мыша на холку своему коню, щипавшему травку неподалёку.
Конь повернул голову, незлобиво обнюхал Мыша, с которым успел уже
познакомиться, потом фыркнул и снова опустил морду к траве. Цепляясь за шерсть,
Нелетучий Мыш забрался ему в гриву и принялся слизывать соль.
Авдика поднял копьё и, как тогда в корчме, наставил его на
Волкодава. Венну почему-то вдруг померещилось в нём некое сходство с тем
комесом, которого он убил одиннадцать лет назад… Наверное, всё дело было в
светлых волосах и в причёске.
– Смотри, – начал он объяснять. – Левой
отводишь остриё, вот так. Правой перехватываешь оскепище…
Древко снова начало неудержимо выворачиваться из рук
молодого сегвана. Авдика попытался удержать, но вместо этого волей-неволей
побежал кругом Волкодава. Потом ноги выскочили из-под него. «Смерч подхватывает
и уносит соломинку». Авдика растянулся на земле, хохоча и поминая трёхгранный
кремень Туннворна.
– Как, как ты меня? А ну, ещё раз…
Волкодаву же показалось, будто у края поляны остановился
кроткий серенький ослик и с вышитого седла на них с Авдикой зорко и пристально
посмотрела смуглая седая старушка.
Кан-киро веддаарди лургва, мысленно сказал ей Волкодав. Именем
Богини, да правит миром Любовь. Вот видишь, Мать Кендарат, и у меня теперь есть
ученик…
* * *
Когда Ниилит позвала есть, Волкодав явился к костру с
котелком – для Тилорна. Юная стряпуха сварила густую похлёбку из ячменя,
заправив её салом, жареным луком и ещё чем-то душистым, на саккаремский лад.
Ниилит позволили распоряжаться съестными припасами по своему разумению, и было
похоже, что жалеть о том не придётся.