Волкодав сразу понял, что произошло. Днём они пересекали
торфяное болото, и девочка набрала несколько горстей прошлогодней клюквы,
крупной, тёмно-красной, на длинных иссушённых хвостиках. Эту клюкву они вечером
отправили в котелок. Напиток вышел отменный. Ниилит без конца прикладывалась к
нему и одна одолела чуть не полкотелка. Ничего удивительного, что ночью ей
понадобилось в кустики. И где ж было вспомнить спросонья строгий наказ
Волкодава – из круга не выходить…
Зато теперь…
Отчаянно визжа, Ниилит мчалась через поляну к костру. Её
глаза были двумя белыми кругами. А за ней…
За Ниилит шёл Людоед. Именно шёл, тяжело и вроде бы
неторопливо переставляя плохо гнувшиеся ноги. Но Волкодав сразу понял, что
Ниилит от него не убежать.
Значит, ещё раз, Людоед…
Венн додумывал эту мысль, уже летя полуторасаженными
прыжками вперёд. Нет, шедшая навстречу тварь не была живым Людоедом, сумевшим
как-то выбраться из горящих развалин и чудесно исцелиться от раны. Людоед был
мёртв. Мёртвым, стеклянным взглядом глядели его глаза, в неподвижном оскале
блестели сквозь бороду зубы, а низ рубахи, сапоги и штаны сплошь покрывала
чёрная слизь. Убивший нечист, и его нечистота притягивает души убитых, помогает
им обрести подобие плоти.
Мёртвый пришёл за живыми…
Силы и разум одновременно покинули Ниилит – упав, она
осталась лежать неподвижно. Волкодав перелетел через неё и сшибся с чудовищем.
Руки и ноги всё сделали сами. Венну понадобилось три быстрых
движения, чтобы скрутить Людоеда и вжать его в землю, удерживая за вывернутую
руку. Теперь отрезать голову и…
Людоед начал подниматься.
Живой человек не мог бы этого сделать. Мёртвый смог.
Под пальцами венна затрещали сухожилия и суставы: Людоед
равнодушно ломал собственное тело. Вот когда Волкодаву стало страшно.
По-настоящему страшно. Содрогаясь от отвращения, он принялся кромсать ножом
холодную, тронутую тлением плоть. Успеть бы! По вере сегванов, ожившему
мертвецу следовало отсечь голову и приложить её к заду. По вере веннов…
Очнувшаяся Ниилит опять завизжала. И тут Волкодав расслышал
неожиданно громкий окрик Тилорна:
– Колом его, девочка! Осиновым!..
Нож не извлекал крови, просто полосовал мертвечину. Людоед
продолжал неотвратимо подниматься. Сил у него не убавится, пока голову
связывает с телом хотя бы лоскут. Кажется, Тилорн кричал ещё, но Волкодав от
напряжения и страха не слышал уже ничего.
Потом что-то скользнуло мимо его левого плеча и воткнулось в
мертвеца. Осиновый кол!.. Людоед забился, пытаясь избавиться от страшного кола,
но Волкодав бросил нож и, перехватив осиновую жердь, вгонял её глубже и глубже,
пока она не коснулась земли.
И тогда… Венну показалось, будто измятая трава расступилась,
а труп внезапно прирос к земле и не мог больше оторвать от неё ни руки, ни
ноги. А потом земля начала втягивать силившегося вырваться Людоеда, всасывая
его всё глубже, смыкаясь над его локтями, над коленями, над лицом…
Волкодав выпустил кол только тогда, когда на поверхности не
осталось ничего, кроме распрямившейся травы. Кол, однако, продолжал уходить в
землю и наконец скрылся целиком.
Вот теперь всё. Больше Людоед не вернётся.
* * *
Волкодав подобрал испоганенный нож и старательно вытер. Руки
ощутимо дрожали. Надо будет не забыть обжечь лезвие на огне, сгоняя остатки
скверны. Ниилит отчаянно рыдала, закрыв руками лицо.
– Господин… – пыталась выговорить девочка. –
Господин…
Волкодав нагнулся и взял её на руки. Казалось, в помятом
боку сидело разом несколько стрел. Ниилит судорожно обхватила его шею, рубаха
на груди мгновенно промокла от слёз.
– Эх ты, котёнок, – сказал он негромко, со всей
лаской, на какую был способен. И понёс Ниилит обратно к костру.
Когда Волкодав кинулся навстречу страшному гостю, Нелетучий
Мыш, конечно, без промедления пустился следом. Одна беда – короткие лапки едва
донесли его до черты нарушенного круга. Он мигом вскарабкался вернувшемуся
Волкодаву на плечо и укусил его за ухо, досадуя, что не привелось вместе
побороться с напастью.
Тилорн ждал их, приподнявшись на локте. Слабые пальцы
учёного сжимали ореховое копьецо. Что ж, и оно могло бы помочь, подумалось
Волкодаву. Орешник – священен. Но в таком деле осиновый кол всё-таки надёжней.
– Что это было?.. – шёпотом спросил Тилорн, когда
Волкодав кое-как разжал на своей шее руки Ниилит и заставил её забраться под
плащ. Венн вынул из мешка молот, возобновил круг, сел по другую сторону Ниилит
и сказал:
– Это идут те, кого я убил три дня назад.
Тут ему померещилась в правой ноздре знакомая сырость, и он
торопливо провёл рукой по усам: не течёт ли кровь. С тех пор, как ему сломали
на каторге нос, подобное приключалось нередко. Нет, кажется, на сей раз
миновало.
– Господин… – Ниилит снова заплакала, прижавшись к
его колену.
– Ладно, я тоже хорош, – проворчал Волкодав и
неуклюже погладил её по голове. Волосы были мягкими и пышными, как густой шёлк.
Если высыпать на них мешок лесных яблок, подумалось Волкодаву, до земли не
докатится ни одно.– Зря пугать не хотел. Если бы круг… – Он махнул
рукой, отчаявшись объяснить что-нибудь толком. Слишком долго рассказывать, что
воин, убивший врага, должен самое малое три дня париться в бане, строго
постясь, не ступая на землю, не показываясь солнцу и, уж конечно, не
разговаривая ни с кем. И всё это ради того, чтобы мстительные души не сумели отыскать
погубителя.
Но рассказывать Волкодав не умел. И не любил.
– Может, ещё кто явится, – проговорил он
наконец. – Ничего, не достанут.
Немного попозже пришёл палач – уродливо вспухший и оттого
казавшийся ещё толще, чем был при жизни. Голова, покрытая капюшоном, моталась
на сломанной шее. Тогда, в подвале, Волкодав так и не увидел его лица.
Разглядывать эту рожу теперь ему хотелось ещё меньше.
Наткнувшись на круг, палач поднял руки, ощупывая невидимую
преграду. Потом, переступая боком, двинулся вдоль черты – не найдётся ли где
слабого места. Шагнул было под сень дуба, но тут же отскочил обратно – ни дать
ни взять сунулся в огонь.
Ниилит тихонько заскулила и заползла под плащ с головой. По
мнению Волкодава, вполне можно было укладываться и преспокойно спать до утра:
мёртвый палач и иные, кого ещё там принесёт, будут бессильно болтаться у
священной черты, точно куски дерьма, попавшие в прорубь, а на рассвете пропадут
сами собой. Но Ниилит, придавленная ужасом, дрожала между ним и Тилорном. Шорох
шагов из-за круга грозил свести её с ума. Тилорн молчал, однако Волкодаву
хватило одного взгляда на горе-чародея – тому тоже было очень не по себе. Ворча
сквозь зубы, Волкодав поднялся, снова вытащил молот и, повернувшись к мертвецу,
начертал в воздухе Знак Грома: шесть остроконечных лепестков, заключённых в
круг-колесо.