Грейсон откашлялся и, пытаясь успокоиться, выпрямился и поправил галстук.
– Ты кричал, – сказала Лорелай, все еще беспокоясь за отца.
В этот момент в дверях появилась Карла.
– Что с тобой? – спросила она.
– Ничего. Я в порядке! – огрызнулся он, и мы все вздрогнули от его резкого тона. Он закрыл лицо ладонями и вздохнул. – Простите. Все хорошо. Прошу, займитесь своими делами.
– Но папочка… – начала было Лорелай, и у нее на глазах выступили слезы.
Я улыбнулась девочкам, желая утешить их.
– Папа в порядке, Лорелай. Это всего лишь плохой сон. Давай вернемся в столовую и закончим ужинать.
– И вовсе он не в порядке! – гаркнула Карла, не сводя глаз с отца. – У него все плохо! И в этом доме все плохо, а мне надоело притворяться, будто здесь все замечательно, когда это не так! – крикнула она и торопливо заковыляла прочь.
Лорелай застыла на месте со слезами на глазах.
– Лорелай, не волнуйся, – сказала я ей. – Возвращайся за стол, я сейчас приду.
Лорелай неохотно повиновалась, и я, наконец, смогла перевести дух. Обернувшись к Грейсону, который смотрел в окно, стоя спиной ко мне, я спросила:
– С вами действительно все нормально?
Он обернулся ко мне. Его слегка передернуло, и, стиснув пальцы, он ответил:
– Да, Элеанор. У меня все нормально.
– Если нет…
– Элеанор.
– Да?
– Закройте за собой дверь.
Я сделала, как он велел, чувствуя, что он на грани, но не желая и дальше испытывать его терпение. После маминой смерти у меня случались подобные кошмары. Для меня это было вполне привычно. Такое происходит с людьми, пережившими настоящую трагедию. Я помнила, что боялась закрывать глаза, не зная, когда жуткие видения повторятся снова. И сейчас меня беспокоили не его кошмары, а то, что Грейсон упорно ни с кем не желал делиться своими переживаниями.
Он держал свою боль при себе, а это был прямой путь к погибели.
* * *
В тот вечер, уложив Лорелай в постель, я еще некоторое время посидела вместе с ней, потому что девочка все никак не могла прийти в себя из-за случившегося с папой. У взросления существует странная особенность – чем ты старше, тем страшнее кажется тебе жизнь, а Лорелай как раз вступала в тот возраст, когда все начинало казаться более пугающим.
– У тебя все хорошо? – спросила я, присаживаясь на край ее кровати.
Она кивнула и обняла свою подушку.
– А у папочки тоже все хорошо?
– Да. Ему просто приснился плохой сон.
– Ему часто снятся плохие сны, – тихо и испуганно прошептала она.
– Правда? Он часто кричит во сне?
– Да. Иногда я даже просыпаюсь от этого. С ним правда все в порядке?
Я улыбнулась, хотя мне далось это нелегко. Я погладила малышку по волосам и, наклонившись, нежно поцеловала в лоб.
– Да, с ним все хорошо. Просто ему необходимо время, только и всего.
Она кивнула, оказавшись понятливее, чем любой другой ребенок ее возраста.
– Я скучаю по нему.
– Скучаешь?
– Да, раньше он играл со мной, но теперь… – Она осеклась и нахмурилась. – И по маме я тоже скучаю. Они мои лучшие друзья, она и папочка.
О, милая…
– И Карла тоже. Она была моей лучшей подругой, но больше она не хочет играть, – объяснила Лорелай. – Теперь она стала сердитой и раздражительной.
Мое сердце сжималось от боли за нее. За них всех. Их жизни были исковерканы ужасной трагедией, и ничего нельзя было изменить.
Когда Лорелай наконец уснула, я собрала вещи, чтобы идти домой, но проходя мимо кабинета Грейсона, заметила, что дверь распахнута настежь, чего в этом доме никогда не было.
Он стоял перед камином, сжимая в руке стакан с виски, и его взгляд был мрачен. Грозно нахмурившись, он прерывисто дышал. Как же мне хотелось проскользнуть в его голову и прочитать его мысли… Он так много думал, но ни с кем не делился своими переживаниями. И потому на его плечах лежала неимоверная тяжесть.
– Эй, – тихо окликнула я, и он резко обернулся. На его лице промелькнуло смущение, он явно не понимал, для чего я заговорила с ним. – Я, э-э-э, как раз собиралась домой. Девочки в своих комнатах.
Он кивнул.
– Спасибо.
– Лорелай напугана произошедшим.
– Нет ни малейшего повода для беспокойства.
– Не соглашусь… – Я сделала шаг к нему и понизила голос: – Лорелай сказала, что такое происходит не в первый раз.
– Что происходит?
– Ваши ночные кошмары.
Склонив голову набок, он смерил меня холодным взглядом.
– У меня не бывает ночных кошмаров.
– Нет. – Я помотала головой. – Бывают, и это абсолютно нормально после трагедии, которую пережила ваша семья. Когда умерла моя мама, я не могла спать. Помнишь? Ты звонил мне. Звонил, и мы молчали вместе в трубку и…
– Прошу, не надо.
– Чего не надо?
Он шагнул ближе ко мне, и его голос, казалось, надтреснул, когда он произнес следующие слова.
– Пожалуйста, не делай этого.
– Чего?
– Не надо намекать мне на то, что из-за меня разваливается семья.
Тоска, сквозившая в его словах, была душераздирающей.
– Нет. Я вовсе не имела это в виду. Просто на ваши плечи слишком много всего обрушилось. Не думаю, что справилась бы и с половиной, когда вокруг столько проблем. И вы делаете все, что необходимо для ваших дочерей. Они постоянно чем-то заняты, они посещают психологов, но вы должны и о себе подумать. Вы с кем-нибудь разговариваете?
– Нет. Не вижу в этом необходимости.
Он как ни в чем не бывало лгал мне прямо в лицо. Возможно, в глубине души он и сам поверил в эту ложь, но в действительности дела Грейсона обстояли хуже некуда. Он жил с вечным пламенем боли в душе, сжигавшим ее дотла, но ничего не предпринимал, чтобы погасить огонь внутри.
Возможно, он просто не знал, как.
А быть может, считал, что заслуживает этот ад.
– Нет ничего страшного в том, чтобы попросить о помощи, – заверила я его. – Помнишь, ты учил меня этому в детстве. Ты тогда очень помог мне, Грейсон.
Он покачал головой.
– Ты просто устала, понимаешь?
– От чего?
Он глубоко вдохнул, медленно выдохнул, а затем провел ладонью по отросшей щетине и мягко ответил:
– От всего.
– Грейсон… – начала было я, но тот покачал головой.