Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945 - читать онлайн книгу. Автор: Александр Даллин cтр.№ 150

Между тем рост движения Власова позволил усилить армейскую пропагандистскую кампанию. Самому Власову предоставили штаб-квартиру (или, точнее, поместили под домашний арест) в шикарном пригороде Берлина; в Дабендорфе создали тренировочный лагерь для пропагандистов РОА; русскоязычные газеты – «Заря» для гражданских лиц и «Доброволец» для РОА – были реорганизованы и расширены; в середине марта немецкая пресса впервые опубликовала обращение Власова – событие, которое вызвало значительный резонанс за рубежом; и в апреле 1943 г. в Брест-Литовске (Бресте) состоялось совещание бывших – а ныне военнопленных – офицеров и солдат Красной армии при участии ведущих сотрудников Власова.

В целом немцы, казалось, были довольны успехом этой деятельности. В то время как большинство военнопленных оставались враждебными, недоверчивыми или пассивными, к батальонам присоединились тысячи, которые шли под обобщенным названием РОА; еще больше людей на Востоке поддалось харизме Власова и стало задаваться вопросом, действительно ли фундаментальный разворот в немецкой тактике находится не за горами. Воодушевленная успехом первой поездки Власова, пропаганда вермахта организовала новую серию выступлений и обращений, на этот раз отправив его на север, в Ригу, Псков и Гатчину. Там его приняли столь же благоприятно. Как записано в дневнике экономической инспекции в Пскове – ни в коей мере не симпатизировавшего Власову ведомства, «Власов – великолепный оратор и производит впечатление честного и очень умного человека, уверенного в своих целях. Он говорил о своей карьере, о своем отношении к большевизму и Сталину, о своих впечатлениях о Германии, о необходимости сотрудничества. В 1812–1813 гг. русские помогли немцам освободиться; теперь немцы отплатили бы, вернув этот долг, позволив русским построить свой новый дом. Только самоотверженным трудом новая Россия может занять свое место в Новой Европе, одинаково далекой от большевизма и капитализма, и обеспечить себе новое, безопасное, счастливое существование. Русские с величайшим вниманием слушали Власова и бурными аплодисментами демонстрировали свое одобрение… Появление Власова, как он сам в шутку заметил, развеяло все слухи о том, что он умер или вовсе никогда не существовал. Совершенно излишне и нецелесообразно, – добавлял немецкий протоколист, – беспокоиться, не запаздывает ли это предприятие [т. е. Власова], каковы его перспективы и имеет ли Власов искренние намерения».

В то же время покровители Власова также казались довольными усилиями, направленными на советскую сторону линии фронта. Даже Геббельс прокомментировал это: «Из ряда заявлений большевистских пленных я понимаю, что обращение генерала Власова все-таки вызвало некоторую дискуссию в советской [Красной] армии. Его обращение будет еще эффективнее, если мы более энергично его поддержим…»

А генерал Хельмих, который номинально «командовал» всеми Osttruppen, писал: «Попытки использовать русских для обращения к русским имели убедительный успех. Например, использование брошюр, подписанных Русским комитетом генерала Власова и создающих впечатление русской группы, сотрудничающей с Германией, дало желаемый эффект. По сообщениям военнопленных и приказам, которые нам удалось услышать, советское правительство запретило разговоры на тему Русской освободительной армии и обязало органы безопасности обращать особое внимание на брошюры Власова».

После тщательной подготовки 20 апреля была начата операция Silberstreif – «Серебряная полоса», направленная на наращивание темпов добровольного дезертирства из Красной армии. Впервые исходная пропаганда дезертирства, антисемитизм и материальные стимулы были подчинены совместному призыву Русского комитета и обещанию немецкой армии обращаться со всеми дезертирами особо и лучше, чем с другими военнопленными. Основной приказ № 13, изданный за подписью Цейцлера, воспроизведенный в виде листовки на русском языке и сброшенный в больших количествах на советскую сторону линии фронта, разъяснял, как следует хранить деньги, ценности, знаки отличия и награды добровольным перебежчикам, которых должны были разместить в хороших казармах, выдать им продовольственные рационы, гарантировать лучшую медицинскую помощь и свободное возвращение домой после войны. Такие люди не должны считаться военнопленными; по истечении одной недели им будет предоставлен выбор: присоединиться к РОА или одному из национальных «освободительных» подразделений или работать в качестве гражданских лиц в удерживаемых Германией регионах. В качестве существенного отхода от прежней практики этот указ предусматривал «удовлетворение культурных потребностей» перебежчиков, включая литературу, музыкальные инструменты и показ кинофильмов. Это также касалось политкомиссаров Красной армии. На эти веяния быстро отозвались нижние эшелоны на фронте. Типичен в этом отношении следующий приказ по 2-й танковой дивизии: «Исходя из понимания того, что в настоящее время среди русских наблюдается большая готовность к дезертирству, необходимо вести значительно более интенсивную пропаганду, направленную на побуждение к нему… Русский солдат должен быть убежден, что он дезертирует не к своим врагам, а к своим землякам, которые борются против коммунизма за свободную, независимую Россию и с которыми обращаются соответствующим образом».

Число дезертиров возросло с 2500 человек в мае до 6500 в июле. Вызывает сомнения, насколько это увеличение было связано с листовками; дезертирству способствовали другие различные факторы, включая погоду. Конечно, статистическая разница, интересная хотя бы в качестве пробы психологической войны, оказалась не слишком существенной, чтобы повлиять на ход сражений. Немецкое контрнаступление [операция «Цитадель»], которое должно было начаться почти одновременно с «Серебряной полосой», было отложено и в конце концов провалилось, не принеся заметных результатов. И тем не менее первые сообщения в майских листовках 1943 г. провозгласили кампанию успешной.

В то же самое время престиж движения Власова поднялся в глазах немцев благодаря официальной советской реакции на него. После нескольких месяцев молчания, весной 1943 г. Москва, по-видимому, сочла вызов слишком серьезным, чтобы его игнорировать. В то время как населению на советской стороне никогда не рассказывали о деятельности Власова, Главное политическое управление Красной армии начало «отвечать» публикациями и статьями в армейской прессе и лекциями в войсках, где разоблачались власовские листовки или радиопередачи. В доброй советской манере Власова теперь называли троцкистом, соратником Тухачевского и немецким и японским агентом еще с довоенных времен. Эта контрпропаганда поражала тем, что она касалась исключительно карьеры Власова, планов немцев и их бесчинства в России – колониализма, жестокостей и злоупотреблений. Москва не предпринимала никаких усилий для противодействия политической или социальной стороне программы Власова.

Кризис наступил совершенно неожиданно. 4 марта 1943 г. Гиммлер направил Борману меморандум: «Будьте добры сообщить фюреру, что, по моей информации, вермахт создал и предает гласности существование Русского комитета и Русской освободительной армии. Что явно противоречит недавним директивам фюрера. Прошу предоставить мне информацию о решении фюрера».

Действуя месяцами под покровом незаконности и привлекая повышенное внимание в Германии и за рубежом, вся власовская инициатива не могла не вызвать враждебного отношения различных кругов: от российских реакционеров и нерусских сепаратистов до нацистских экстремистов как в СС, так и во фракции Бормана – Коха. Как только внимание сосредоточилось на деятельности Власова, в течение нескольких недель были с легкостью собраны порочащие доказательства против него и его соратников. В частности, протесты и негодование вызывало его выступление в Гатчине. Как-то Власов заявил, что надеется стать гостеприимным хозяином, принимающим немецких офицеров в освобожденном Ленинграде. Как мог этот советский военнопленный, яростно восклицали экстремисты, нагло мечтать о том, чтобы развлекать победоносных немцев в Ленинграде, который фюрер намеревался стереть с лица земли! В середине апреля началось официальное расследование и зазвучали практически не завуалированные угрозы – от Кейтеля до Веделя – по поводу политических заявлений Власова. Если ранее ненацистские высказывания списывались на счет продуманной пропаганды или принимались на веру, как «меньшее зло», теперь они привлекли внимание главнокомандования, и отдел пропаганды вермахта был вынужден отчаянно запрещать поддержку своего протеже на высоком уровне. Во многом благодаря настойчивости Гелена в том, что Смоленский комитет необходим из разведывательных соображений, первая буря стихла. Его сторонники, однако, не питали иллюзий относительно преходящего характера такой отсрочки: в середине мая ОКВ представило всю проблему целиком Гитлеру.