Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945 - читать онлайн книгу. Автор: Александр Даллин cтр.№ 144

Одна за другой армии на местах издавали аналогичные директивы. 4-я полевая армия разродилась конспектом из нескольких лекций – «Почему мы должны иметь русского на своей стороне» и «Русский характер», – которые были распространены с инструкциями о том, как относиться к Osttruppen и работникам с Востока. 2-я полевая армия откликнулась на эти настроения, назвав причинами разочарования жестокое обращение с военнопленными, принудительные работы, неадекватность аграрной реформы, закрытие школ и деятельность айнзацгрупп.

«Мы можем управлять завоеванными нами бескрайними русскими территориями только вместе с русскими и украинцами, живущими на них, и никогда против их воли».

Когда командующий 2-й полевой армией генерал Вальтер Вайс направил в ставку фюрера доходчивое, подробное, хотя и ни в коем случае не оригинальное, возражение против немецкой восточной политики, он получил от своего знакомого офицера из ставки Гитлера осторожный ответ. Суть сообщения заключалась в том, что, по-видимому, в ставке фюрера «в конце концов» появилось больше понимания проблем Востока. К маю 1943 г. исходящая от армии «реалистичная» кампания достигла своего апогея.

История Osttruppen полна трагических парадоксов. Германия могла бы иметь в своем распоряжении самое большое число советских граждан призывного возраста, когда-либо выходивших из-под контроля своего правительства; однако из миллионов пленных дали возможность выжить лишь малой части. Каково бы ни было их отношение к советской власти, после пребывания в немецком плену лишь относительно немногие из них могли продолжить борьбу на стороне своих захватчиков. Многие, если не большинство, местных коллаборационистов вызвались добровольно сотрудничать в первую очередь по материальным причинам – чаще всего ради выживания и средств к существованию. И тем не менее они вскоре прониклись подлинным чувством миссии и благородного дела, стали весомым, пусть и мифическим, инструментом пропаганды в качестве «национальных легионов» и «освободительной армии» и столь же сильным средством давления во имя политических перемен в поведении Германии. Несомненно, реальный военный вклад Osttruppen оказался не таким большим, каким мог бы быть, ни даже таким серьезным, как ожидало немецкое командование. Исторически их главная роль заключалась в том, чтобы стать центром и катализатором активного сотрудничества коренных народов с немцами и для перехода Германии в «реалистический» лагерь.

Не менее парадоксален тот факт, что, хотя различные шаги армейского командования укрепили статус русских, как солдат под немецким командованием, большинство немецких офицеров на ключевых позициях оставались не заинтересованными или даже подозрительными в отношении проектов «политической войны» ради любых пропагандистских целей. Тем не менее официальное признание «восточных солдат» в качестве равных немецким представляло собой определенный шаг из тупика, в котором оказалась Германия к середине 1942 г.: политическим и психологическим факторам теперь придавалось большее признание и значение. Кроме того, ожидалось, что все более ощутимый вклад жителей Востока в немецкие военные усилия обеспечит их неотразимым аргументом в пользу большего самоуправления и свободы, а также вознаградит немцев неизменной преданностью и моральным духом, во имя которых можно было бы принести жертвы. В конечном итоге военные аргументы оказались более убедительными, чем меморандумы. Меч был сильнее пера.

И тем не менее, учитывая энтузиазм, порожденный смелыми меморандумами и прозаичными увещеваниями, как явными, так и секретными директивами, скрытым вызовом на Востоке традиционному нацистскому мировоззрению, и учитывая количество участвовавших в этом людей, эта огромная гора родила всего лишь мышь. Основная масса населения оккупированных регионов не достигла серьезных успехов; большинство из них утратило веру в Германию и в лучшее будущее под ее эгидой. Как бы население ни приветствовало частичные меры в сфере военного администрирования, введенные в результате политики «нового духа примирения», на одном лишь этом основании оно вряд ли пересмотрело бы свое суждение в отношении оккупантов.

К концу 1942 г. коренное население, которое поначалу было глубоко поглощено местными и личными проблемами, все больше стали занимать вопросы политического будущего страны. Во всех эшелонах германского гражданского и военного аппарата на Востоке множились сообщения о том, что патриотизм никоим образом не ограничивался советской стороной линии фронта. Как сообщал один немецкий офицер, даже в «наемнических» коллаборационистских подразделениях самой важной темой обсуждения было «Что станет с Россией в будущем? За что мы сражаемся на самом деле?». Эта проблема указывала на пределы продвижения политической борьбы. В настоящее время весь ее фокус сместился с широкого спектра мер и стимулов ради сотрудничества на конкретные вопросы правительства в изгнании, политического «признания» и национального суверенитета. В апреле 1943 г. генерал-лейтенант Кинцель вполне уместно написал в ОКХ, что различные новые правила по обращению с «хиви» и другими «…полностью упускают главный вопрос. Основной вопрос состоит в следующем: «Что станет с нашей Родиной после войны?» Это вопрос, который перевешивает все остальное. Мысли о том, что житель Востока в долгосрочной перспективе сражается или работает на стороне Германии из благодарности за освобождение от большевизма, абсолютно несостоятельны. Для жителя Востока вопрос таков: «Не переходим ли мы из большевистского рабства в рабство немецкое, или же мы сражаемся за свободу и независимость нашей Родины?».

Из всех событий немецкой восточной политики и нарушения воинского долга советских солдат во время войны движение Власова привлекло наибольшее внимание. Его история и страсти, которые оно вызвало, то, что оно сделало, и, более того, что могло бы сделать, – все это было подробно прокомментировано как друзьями, так и врагами. В качестве фона для борьбы, спровоцированной среди немецких властей, достаточно будет и краткого обзора.

Андрей Андреевич Власов, известный советский генерал, был профессиональным командиром Красной армии крестьянского происхождения, членом ВКП(б) (Коммунистической партии) с 1930 г., которого в 1938 г. назначили военным советником Чан Кайши. Власов начало войны встретил на Украине ^[89], затем командовал 20-й армией в зимнем сражении за Москву, прославился как один из ее защитников, а после присвоения ему звания генерал-лейтенанта в начале 1942 г. был переведен на Волховский фронт, где в апреле принял на себя командование 2-й ударной армией ^[90].

Именно после разгрома ударной армии Власов, скрывавшийся несколько недель, был захвачен в плен немцами 12 июля 1942 г. Он сразу же произвел впечатление на своих следователей, как человек, которого можно было «максимально использовать». В течение трех недель после пленения его перевели в Винницу, где он сотрудничал с бывшим командиром 41-й стрелковой дивизии, полковником Владимиром Боярским (Баерским), в составлении своего первого меморандума немцам – на самом деле единственного документа за подписью Власова, несомненно являвшегося плодом его собственного творчества. Меморандум начинался с утверждения, что «сталинский режим» потерял поддержку народа и армии в результате поражений и провалов на родине. Важные сегменты в армии и среди гражданского населения, как заявлялось в меморандуме, «были убеждены в тщетности дальнейших военных действий, которые могли лишь обречь на гибель миллионы людей». Следовательно: «Перед командованием советских армий, а особенно командирами, которые в плену могут свободно обмениваться мнениями, встает вопрос о том, как свергнуть сталинское правительство и как должна быть обустроена новая Россия. Все они объединены целью свержения режима Сталина и изменения формы правления. Существует только один вопрос: следует ли это делать, опираясь на Германию, или на Англию и Соединенные Штаты».