Губаров вздохнул и спросил:
– А вы не подумали, что, узнав о задании, Алаев тут же побежит к участковому?
– Я же сказал, задачу ставить после предупреждения. Если Монгола не пугает перспектива сесть лет на пятнадцать, то пусть он не сомневается в том, что мы найдем способ укоротить ему жизнь на зоне. А вот если он исполнит приказ, то получит пять тысяч рублей.
– Сколько? – Глаза Губарова расширились. – Это же бешеные деньги.
– Мало того, его подельникам достанется по штуке.
Бывший полицай ненадолго задумался, затем проговорил:
– Дело-то и на самом деле простое. Я бы со своим отделением в момент провернул. Обух, Сиплый и Грива, кореша Монгола, послушают его, за такие деньги на что угодно согласятся. А что и как делать конкретно, подскажу я. Но вы даже словом не обмолвились о том, сколько получу я.
– Три тысячи рублей. Устроит?
Губаров ожидал меньшего.
– Устроит, господин Линге, – воскликнул он.
– Деньги передам через тебя. Завезет Никифоров. После того как дело будет сделано и я буду уверен в том, что милиция не выйдет на Монгола.
– А как вы выясните, выйдет ли милиция на него или нет?
– Это уже моя проблема. А у Алаева всего два варианта. Он работает на нас либо подыхает.
– Я понял.
– Тогда иди. Мне еще перекусить надо.
– Тут загвоздка одна.
– Ну?
– Я жене сказал, что еду в Переслав, чтобы отвезти левого клиента в Москву. Тот, мол, обещал триста рублей. Без денег возвращаться никак нельзя. Зинка наверняка скандал до небес раздует. Она такая.
– Почему живешь с ней?
– Не убивать же ее.
«Почему нет, – подумал Ревко. – Хотя почти одновременная смерть двух женщин при странных обстоятельствах может привести к провалу всего дела. Это уже слишком. Копать менты начнут всерьез».
– Это понятно. Ладно.
Ревко имел в сейфе деньги. Пришлось ему идти в ДК и передавать их.
Губаров уехал, весьма довольный.
Из своего кабинета Ревко позвонил Никифорову.
Тот ответил сонным голосом:
– Да?
– Ты спал, что ли?
– Да. Я всегда после обеда сплю. Так делали наши предки.
– В восемь вечера жду в парке.
– Что, опять куда-то ехать?
– Да.
– Что-то часто ты стал посылать меня то туда, то сюда.
– Ты не хочешь заработать?
– Ладно, я не в претензии. В восемь в парке.
– Давай!
Отключив телефон, Ревко собрался проведать Маргариту.
Но она сама зашла к нему и сказала:
– Ефим Макарович, позвольте мне уйти с работы. Я за подарками.
– Да, конечно. Только денег у меня всего три рубля.
Макарова улыбнулась:
– Я добавлю.
Он отдал ей ту мелочь, что постоянно имел при себе, проводил Макарову до выхода, вернулся, взял лист бумаги, такой же, как и дома, томик Лермонтова и начал составлять шифрограмму для начальства в Москве. Ревко досконально описал Соболеву-Герберу, предпринятые им шаги, попросил уточнить общую задачу. Текст занял полторы страницы. Обычная переписка двух товарищей.
Домой Ревко вернулся в 18.30.
Супруга встретила его вопросом:
– Как все прошло, Клаус?
– Маргарита сегодня после обеда отпросилась в обкомовский магазин, подарок тебе ко дню рождения купить. Спрашивала у меня, подойдут ли тебе сережки с камушками. И духи французские. От меня.
– Клаус, ты плохо слышишь меня? Дело сделал?
– А?! – опомнился агент ЦРУ. – Да, за утренним кофе. Она выпила всю чашку, понесла мыть.
– Ампула?…
– Выбросил в унитаз.
– Ты уверен, что она выпила именно яд?
Ревко недоуменно посмотрел на жену.
– Ты что хочешь этим сказать?
– Не попутал ли ты? А то не Макаров станет вдовцом, а я – вдовой.
– Ну и шутки у тебя, Ева. Конечно, я проследил, в какую чашку вылил яд. Маргарита пила кофе как раз из нее.
– Расскажи, как все было.
– Может, сначала я разденусь? Хотя какой смысл? Мне все равно еще выходить в парк.
– Зачем?
– На встречу с Никифоровым. Хочу послать его к Герберу с докладом и за уточнением задачи. Военно-строительное подразделение в Верховске уже приступило к работе, а делает оно все быстро, это не гражданское СМУ. Недели через две все будет готово. Накрой стол. Я умоюсь и поужинаю.
– Хорошо, но потом расскажешь.
– Да, дорогая, расскажу. Боже, как я устал сегодня.
– Тебе вдруг стало жалко Маргариту?
– Нет, мне жалко, что она не успеет подарить тебе серьги, а я – настоящие французские духи.
– Да. – Ева вздохнула. – Это действительно жалко.
После ужина Ревко рассказал жене, как отравил Маргариту, встретился с Губаровым, определил задачу ему и его подельникам. О предстоящей встрече с Никифоровым Ева уже знала.
Она выслушала мужа и проговорила:
– Может быть, ты поторопился с этим Монголом?
– Я же говорил, строители начали работу. А что для роты соорудить подземное хранилище? Выкопать котлован недолго. У военных мощные экскаваторы. Потом надо будет вывезти грунт и мусор на свалку, забетонировать все, сделать шахты, проходы, проложить электрические кабели, наверху поставить небольшой цех по производству или проверке промышленных контрольно-измерительных приборов. Это максимум недели три работы. А если в две смены, то не более двух. Завоз зарядов – дело трех-четырех ночей. Днем русские вряд ли станут демонстрировать местным жителям специальную технику. И все. Двери наглухо закроют, шахты, вентиляцию замаскируют, не найдешь, а верхнее здание никому и даром не нужно.
– Слушай, а может, Рита будет хранить подарок во дворце культуры?
– Ты предлагаешь сразу же после ее смерти забрать его?
– Конечно. – Она притворно подняла свои холодные, безжалостные глаза к потолку. – Мне было бы приятно иметь такую дорогую память о ней.
Ревко прошел на аллею парка. Пенсионер сидел на лавке и беспокойно озирался по сторонам.
Ревко пристроился рядом с ним и спросил:
– Ты чего это так нервничаешь?
– Да недавно пацаны прошли. Четверо, пьяные. Один из них посмотрел на меня так, словно хотел что-то сказать, но они пошли дальше. Как бы не вернулись. Тут вечерами неспокойно. И куда только милиция смотрит? Вот на проспектах, центральных улицах, у ресторанов, гостиниц их полно. А тут никого. Хоть для порядка патруль бы иногда заезжал.