История ОБХСС и экономическая преступность в России в ХХ веке - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Холодов cтр.№ 41

Как обычно бывает в таких случаях, оперативники стали выяснять, что именно подтолкнуло юношу на скользкий путь преступника. Бесико изложил свою версию. Дескать, его вот-вот должны были забрить в солдаты, служить он не хотел, вот и решил откупиться от военкома фальшивыми деньгами.

От судьбы, как говорится, не уйдешь. Вот и Бесико, как ни старался, а все равно сменил прическу и костюм. Только не на военный, а на тюремный. И не на два года, а на двенадцать…

Бесико Сонхишвили с его сторублевыми банкнотами стал одним из последних классических фальшивомонетчиков советской эпохи. Пройдет каких-нибудь несколько лет — и печатать деньги начнут в любой подворотне. В начале 1990-х годов, как известно, вместе с различной заморской всячиной в Москве стали появляться цветные японские копировальные аппараты, получившие в народе название «ксерокс». Лучшего подарка фальшивомонетчикам трудно было придумать. Отныне, чтобы подделывать денежные купюры, не надо обладать художественными способностями или в совершенстве разбираться в гальванопластике и прочих премудростях — знай себе на кнопки нажимай, остальное сделает умная японская техника. Как говорится, был бы только ксерокс…

И любители нажимать на кнопки стали плодиться, словно грибы после дождя. Такого наплыва фальшивых денег, как в приснопамятные 1990-е, не было за всю историю Государства Российского. Редкий день тогда обходился без изъятия отпечатанных на ксероксе фальшивок. А с 1996 года в Москве стали появляться банкноты, изготовленные при помощи компьютерных технологий.

Эпоха талантливых фальшивомонетчиков, в совершенстве владевших тушью и пером, постигших тайны гальванопластики и офсетной печати, безвозвратно ушла в прошлое…

…Такого количества черных и белых «Волг» особняк Главторга в Большом Комсомольском переулке еще не видел: для того чтобы регулировать движение, из ГАИ специально прислали инспектора. А машины подъезжали и подъезжали. Из каждой выходил респектабельный мужчина или одетая по последней моде дама. Все спешили на четвертый этаж особняка в кабинет «большого папы». Несли серебряные стопки, хрусталь, цветы, поздравительные открытки, картины и, конечно же, пухлые конверты с хрустящими банкнотами. В тот день 60-летний юбилей отмечал начальник Главного управления торговли Мосгорисполкома Николай Петрович Трегубов, или «большой папа», как его уважительно называли подчиненные.

Приветственные поздравительные письма Трегубову отправили руководители Министерства торговли СССР, Моссовета, ряда общественных организаций. Помимо официальных поздравлений, были в ворохе поздравительных писем и телеграмм и весьма оригинальные, даже в стихах. Например, такое:

Далее неизвестный стихоплет описывает трудовые достижения Трегубова на новом — торговом — поприще. То и дело мелькают выражения «славный боец», «пример для подражания», «беззаветное служение» и тому подобные красивые слова.

Кабинет Трегубова в тот день был буквально завален подарками. Цветов было столько, что букетами и венками были заставлены приемная и даже соседние кабинеты. Кто бы мог подумать в тот день, что пройдет несколько лет — и «большой папа» переедет из роскошного кабинета в отдельную камеру следственного изолятора. Такая же участь постигнет и многих его соратников.

…30 октября 1982 года в кабинете Николая Трегубова раздался телефонный звонок:

— Николай Петрович, вас беспокоят из Управления внешних сношений Моссовета. В связи с изменившимися обстоятельствами Соколов в служебную командировку в Югославию не поедет. Подберите другую кандидатуру.

Чутье у Николая Петровича было, как у волка. Он сразу понял, что значит — «изменившиеся обстоятельства». Никаких других обстоятельств, кроме как «залет» Соколова, директора «Елисеевского» магазина, одного из крупнейших универмагов Москвы, в данной ситуации и быть не могло.

Интуиция не обманула «большого папу»: действительно, Соколов «залетел», и на сей раз по-крупному. Арестовали его 30 октября в служебном кабинете. Для самого директора визит сотрудников столичного Управления БХСС и последовавший затем арест стали полной неожиданностью. Ничто не предвещало неприятностей. В тот день Соколов, как обычно, встал рано утром — эта привычка сохранилась у него еще с фронтовой юности. Как обычно, пешочком дошел до работы: дом, в котором жил Юрий Константинович, находился неподалеку от «Елисеевского» гастронома, и директор редко пользовался служебной машиной. Придя на работу, проверил, как идет подготовка к открытию гастронома: весь ли товар завезен и разложен, на месте ли персонал. А еще через пару часов в директорском кабинете уже вовсе шел обыск, и суровые оперативники в штатском предъявляли директору обвинение в получении взяток…

Все эти подробности станут известными позже. А тогда, 30 октября 1982 года, после разговора с представителем Моссовета, Трегубов понял: Соколов крепко влип. Впрочем, его судьба начальника Главторга волновала мало. Но «залетевший» директор мог наговорить чего-нибудь лишнего, и тогда неприятности будут у самого «большого папы». Трегубов это прекрасно понимал, а потому уже через пять минут после звонка из Моссовета в кабинете у начальника Главторга сидел его первый заместитель Андрей Андреевич Петриков. Подельники обсуждали, что делать в сложившейся ситуации.

— Нужно срочно дать команду Тверитинову, Филиппову и Нониеву — пусть увольняются, — инструктировал Трегубов своего первого зама. Тот обещал немедленно связаться с вышеуказанными товарищами.

Опасения Трегубова оказались не напрасными. Арестованный вскоре Борис Тверитинов, директор гастронома ГУМа, подробно поведал о своих взаимоотношениях с «большим папой». Из показаний Бориса Сергеевича Тверитинова на предварительном следствии:

«Как-то раз взял я тысячу рублей, положил их в конвертик, а конвертик завернул в газетку и отправился в Главторг. Николай Петрович был на месте. Я поздоровался, присел, смиренно жду удобного момента. Наконец, Трегубов повернулся ко мне. Я быстро развернул газетку и подаю Николаю Петровичу конверт.

— Это вам.

— Что это?

— Деньги.

— Сколько?

— Тысяча.

— А ты знаешь, — говорит Трегубов, — я ведь все-таки не один. — И отодвинул деньги.

Я извинился и ушел. Через некоторое время собрал восемь тысяч и снова прихожу к Трегубову. Все как в первый раз: поздоровался, присел, жду. Потом, улучив момент, положил конвертик с деньгами на шкаф.

— Сколько?

— Восемь.

— Ну вот. Это еще ничего.

Вышел я от Трегубова и думаю: действительно, у Николая Петровича есть высокие покровители. Значит, нужно поддерживать с ним деловые отношения».