Неудобное прошлое. Память о государственных преступлениях в России и других странах - читать онлайн книгу. Автор: Николай Эппле cтр.№ 99

Cтраница 99

Это не политологическое построение, а поэтико-философское рассуждение, но именно в этом своем качестве оно очень точно ухватывает ускользающее от более строгого дискурса, но хорошо знакомое всем живущим в России ощущение того, что власть здесь «ненастоящая». Чувствует это и сама власть, пытающаяся легитимировать себя то через преемственность по отношению к советским лидерам, то по отношению к царям и великим князьям, и только пример Бориса и Глеба воспринимающая как нечто отчетливо чуждое. (Ср. замечание Владимира Путина при посещении выставки художника Ильи Глазунова: «Надо бороться за себя, за страну, а отдали без борьбы… это не может быть для нас примером — легли и ждали, когда их убьют». [Художник Илья Глазунов поправит картину после замечаний Путина ] ^[376]).

Отношение властей российского государства к своим подданным на протяжении всей его истории отличает бросающаяся в глаза дистанция. Так завоеватель относится к завоеванным им племенам, с которыми не чувствует ни кровной, ни культурной близости. В книге «Внутренняя колонизация» культуролог Александр Эткинд предлагает взгляд на историю России как «страны, которая колонизуется». Историк Сергей Соловьев, которому принадлежит эта формула, описывающая раннюю историю России, уточняет:

Именно логика колонизации объясняет дистанцированную жестокость, с которой российская власть (и ее исторические предшественники) проводит все свои важнейшие проекты — от крещения Руси и борьбы с претендентами на княжение при помощи татарских войск до освоения Сибири, строительства столицы на недавно отвоеванных землях при помощи подневольного труда и, наконец, масштабных, беспрецедентно жестоких проектов насильственной коллективизации и модернизации страны силами заключенных ГУЛАГа. Эткинд пишет:

Практика «призвания варягов», как и эффект «колониального бумеранга» (когда методы управления колониями переносятся на управление метрополией), — вовсе не ушедшая натура, все это полноценно присутствует в современной российской политике. Феномен администраторов-«варягов» — неотъемлемая часть сегодняшней политической реальности; их назначение на губернаторские посты — один из способов укрепления президентской власти ^[379]. Понятие «колониального бумеранга» иллюстрирует, например, управленческую логику московских властей в последние годы ^[380]. Таким образом «варяжская» метафора остается работающей объяснительной моделью отношения власти и граждан в современной России.

Явление субъекта

Этот экскурс важен не для того, чтобы, ссылаясь на вытверженный столетиями навык жителей «шестой части земли» отвращаться от гражданской ответственности, делать вывод о «рабской психологии» россиян и о невозможности пробуждения такой ответственности. Наоборот, зная контекст, можно более трезво и реалистично относиться к темпам пробуждения этой ответственности, не спеша отчаиваться и делать обесценивающие выводы.

Когда в декабре 2016 года Сейм Польши принял решение ограничить доступ журналистов в здание парламента, на улицы Варшавы и всех крупных городов страны в защиту свободы слова вышли тысячи людей; через несколько дней решение было отозвано. Это пример реакции общества, сознающего важность демократических свобод и чувствующего свою способность влиять на происходящее в стране. Когда осенью 2017 года, после исчезновения гражданского активиста, по всей Аргентине на улицы выходят десятки тысяч демонстрантов, а школьные учителя посвящают этому событию уроки, рассказывая ученикам о похищениях людей в годы правления хунты, — это общество, имеющее опыт принятия на себя ответственности за прошлое и настоящее.

Когда в России не только атаки на свободу слова, но даже публикации видеозаписей пыток в полиции оборачиваются разве что волной перепостов в соцсетях, а ввод войск в Украину и Сирию и гибель там россиян вызывают протест только критически настроенного меньшинства — это не потому, что представления россиян о добре и зле принципиально отличаются от представлений поляков или аргентинцев. Дело в том, что представитель «лояльного большинства» просто не имеет оснований чувствовать связь между своим мнением о происходящем и поведением государства. Именно об этом говорят данные опросов, согласно которым ответственность за происходящее в семье чувствуют 93 % россиян, а в стране — 11 % ^[381]. (По данным другого опроса, не готовы участвовать в политике 80 % респондентов, а готовы — всего 16 %. 61 % живут, избегая контактов с властью, а считают себя способными добиваться от нее необходимого только 9 %) ^[382] Глядя на видео пыток, россиянин думает не о том, что эту ситуацию необходимо исправить, а лишь укрепляется в мысли, что с государством надо как можно меньше иметь дело.