Меня переполняют тревога, грусть, страх. Если она это сделала – если она действительно пыталась убить их в приступе материнской ревности, – на что еще она способна?
Что случилось с этими девочками на самом деле?
Немного подумав, я прячу рукопись в ящик стола, на самое дно, под остальные вещи. Не хочу, чтобы на нее случайно наткнулся Джереми. И прежде чем уехать отсюда, я ее уничтожу. Представить не могу, что он испытает, если ее прочтет. Он скорбит из-за смерти дочерей. Страшно представить, что будет, если он узнает, что они погибли от рук собственной матери.
Дай бог, она стала лучшей матерью после их рождения, но, честно говоря, я слишком шокирована, чтобы читать дальше. Не уверена, что я вообще хочу читать дальше.
Я хочу выпить. Не воды, не соды и не фруктового сока. Иду на кухню и открываю холодильник, но вина там нет. Открываю шкафы над холодильником, но там тоже никакого спиртного. Ящик под раковиной пуст. Снова лезу в холодильник, но вижу лишь маленькие упаковки фруктового сока для Крю и бутылки воды, которые мне ничем не помогут.
– Ты в порядке?
Оборачиваюсь и вижу, что за обеденным столом сидит Джереми. Перед ним лежат бумаги, и он смотрит на меня с беспокойством.
– У вас в доме есть какой-нибудь алкоголь?
Я кладу руки на бедра, пытаясь скрыть дрожь в пальцах. Он не подозревает, какой она была на самом деле.
Несколько мгновений Джереми меня разглядывает, а потом идет в кладовку. На верхней полке стоит бутылка виски.
– Садись, – предлагает он, на лице по-прежнему отражается беспокойство. Он наблюдает, как я сажусь за стол и опускаю голову в ладони.
Я слышу, как он открывает банку газировки и мешает ее с алкоголем. Через несколько мгновений он ставит передо мной напиток. Я с такой скоростью подношу его к губам, что несколько капель падает на стол. Джереми снова садится на стул и пристально смотрит мне в глаза.
– Лоуэн, – начинает он, наблюдая, как я пытаюсь проглотить виски с колой и сохранить невозмутимый вид. Но морщусь, потому что напиток жжет. – Что случилось?
Ну, Джереми, давай обсудим. Твоя ненормальная жена смотрела мне в глаза. Она подошла к окну своей спальни и помахала вашему сыну. Она пыталась абортировать ваших детей, пока ты мирно спал в кровати.
– Твоя жена… – отвечаю я. – Ее книги. Я просто… Там был страшный эпизод, он меня встревожил.
Какое-то время он смотрит на меня безо всякого выражения. А потом начинает смеяться.
– Серьезно? Дело в книге?
Пожимаю плечами и делаю еще один глоток.
– Она прекрасно пишет. А меня, видимо, легко напугать.
– Но ты работаешь в том же жанре, что и она.
– Иногда меня пугают даже собственные книги, – лгу я.
– Возможно, тебе стоит переключиться на романтику.
– После этого контракта – несомненно.
Он снова смеется, качает головой и начинает собирать со стола бумаги.
– Ты пропустила ужин. Если хочешь, он еще теплый.
– Хочу. Мне нужно поесть.
Возможно, это поможет мне успокоиться. Несу свой напиток к плите, где стоит куриная запеканка, покрытая фольгой. Накладываю еду на тарелку, беру из холодильника воду и снова сажусь за стол.
– Это ты приготовил?
– Ага.
Откусываю кусочек.
– Очень вкусно, – говорю с набитым ртом.
– Спасибо, – он по-прежнему на меня смотрит, но теперь скорее с весельем, чем с беспокойством. Я очень рада, что мне удалось его развеселить. Мне бы тоже хотелось развлечься, но только что прочитанное вызывает у меня вопросы насчет Верити. Ее состояния. Ее честности.
– Могу я задать вопрос?
Джереми кивает.
– Если я лезу не в свое дело, так и скажи. Но есть ли шанс, что Верити полностью выздоровеет?
Он качает головой.
– Врачи не верят, что она сможет снова ходить или говорить, если этого не произошло до сих пор.
– Она парализована?
– Нет, позвоночник в порядке. Но ее разум… Теперь похож на разум младенца. У нее есть базовые рефлексы. Она ест, пьет, моргает, немного двигается. Но все это неосознанно. Я надеюсь, что со временем ей станет немного лучше, но…
Джереми отводит взгляд в сторону лестницы, когда слышит, что вниз спускается Крю. Мальчик появляется в пижаме с Человеком-пауком и запрыгивает Джереми на колени.
Крю. Когда я читала, я забыла про Крю. Если Верити ненавидела тех девочек после рождения так же сильно, как ненавидела их в утробе, она никак не могла согласиться на еще одного ребенка.
А значит, она все-таки установила с ними связь. Возможно, именно поэтому она все и написала – потому что в конце концов полюбила их так же сильно, как и Джереми. Возможно, описание собственных мыслей во время беременности приносило Верити облегчение. Как церковная исповедь.
Эта мысль успокаивает меня, как и слова Джереми о ее травмах. У нее физические и умственные способности младенца. А я напридумывала всякой ерунды.
Крю опускает голову Джереми на плечо. У него в руках айпад, а Джереми что-то читает в телефоне. Они смотрятся очень мило.
Я слишком зациклилась на негативе, связанном с этой семьей, нужно помнить, что остаются и положительные моменты. И это, несомненно, связь Джереми с сыном. Крю его любит. Хохочет рядом с ним. Ему хорошо с папой. А Джереми не боится проявлять чувства, он только что чмокнул Крю в висок.
– Ты почистил зубы? – спрашивает Джереми.
– Ага, – отвечает мальчик.
Джереми встает, без усилий поднимая Крю.
– Значит, пора в постель, – он перебрасывает Крю через плечо. – Скажи Лоре спокойной ночи.
Крю машет мне рукой, Джереми поворачивает за угол и исчезает на лестнице.
Я обращаю внимание, что он использует мой будущий псевдоним, когда есть кто-то еще, но называет меня Лоуэн, когда мы вдвоем. И еще я обращаю внимание, насколько мне это нравится. А я не хочу, чтобы мне это нравилось.
Доедаю остатки ужина и мою в раковине посуду, пока Джереми остается с Крю наверху. Закончив, чувствую себя немного получше. Не знаю, в чем именно дело – в алкоголе, еде или догадке, что, возможно, Верити написала ту ужасную главу, потому что за ней последует гораздо лучшая. Та, в которой она поймет, каким благословением стали для нее ее девочки.
Выхожу с кухни, и мой взгляд привлекают несколько семейных фотографий, висящих на стене в коридоре. Останавливаюсь, чтобы их рассмотреть. Большинство снимков – с детьми, но на некоторых есть только Верити и Джереми. Девочки удивительно похожи на мать, а Крю пошел в отца.
Они были такой красивой семьей, что на эти фотографии даже грустно смотреть. Я разглядываю каждую из них, заметив, насколько легко отличить друг от друга девочек. У одной широкая улыбка и маленький шрам на щеке. Другая улыбается редко.