Четвёртая власть Третьего Рейха. Нацистская пропаганда и её наследники - читать онлайн книгу. Автор: Константин Кеворкян cтр.№ 148

В январе 1943 года в Касабланке США и Великобритания подписали декларацию с требованием безоговорочной капитуляции Германии. «Это равносильно обращению в рабство!», – воскликнул Геббельс по радио всего через несколько часов после подписания документа. Министр пропаганды в своей работе интенсивно использовал эту «угрозу порабощения», рожденную требованием «безоговорочной капитуляции», так как прекрасно осознавал, какие выгоды несет ему новый лозунг. Кроме того, в европейских СМИ имел широкое хождение геббельсовский тезис о «Крепости «Европа», надежно защищенной от большевизма германскими войсками, а от плутократии «Атлантическим валом». Уверенности европейцам придавала неудачная высадка союзников 19 августа 1942 года на побережье Франции в районе Дьеппа, закончившаяся катастрофой. «Геббельс использует сделанные в Дьеппе фотоснимки изуродованных трупов, обгоревших танков, взорванных судов, чтобы создать убедительную картину на сей раз достаточно обоснованную – неприступности «европейской крепости» нацистов» (69). Развивая тему требования безоговорочной капитуляции Германии, 18 июля 1943 года «маленький доктор» писал в своем «Рейхе»: «Победители в великой футбольной схватке, покидая поле, пребывают совершенно в ином настроении, чем были, когда вступали на него; и народ будет выглядеть совсем по-разному в зависимости от того, завершает ли он войну, или начинает ее… Военное противоборство в этой (первой) фазе войны никоим образом не могло быть названо борьбой с неизвестным исходом. Мы сражались исключительно в штрафной площадке противника…» (70) А теперь, продолжает он, от партнеров по Оси требуют капитуляции! Это все равно, «…как если бы капитан проигрывающей команды предлагал капитану побеждающей команды прервать игру при счете, скажем, 9:2. Такую команду, которая пошла бы на это, справедливо осмеяли и оплевали бы. Она ведь уже победила, ей надо только отстоять свою победу» (71).

Хотя задним числом эти фразы могут показаться надуманными, они создавали у читателя нужные автору «картинки в голове», наглядные образы, рисующие окружающую действительность в выгодном для Германии свете, что-то из серии: «Русские с британцами находятся в сговоре, чтобы добраться до нас; к счастью, в Англии беспорядки, а у нас есть наш лидер». Разрушение логической причинно-следственной связи является одним из главных приемов (и симптомов) профессионально сделанной пропаганды.

Еще раньше, чтобы снизить остроту восприятия мировой общественностью фактов физического насилия над гражданами нацистская пропаганда активно использовала многочисленные эвфемизмы. Например, гестапо не арестовывало граждан, а «подвергало предварительному заключению», нацисты не грабили собственность евреев, а «брали ее под надежную охрану». Вторжение в Польшу официально именовалось «полицейской акцией», а последующие убийства поляков стали «экстраординарной акцией по умиротворению».

Особой формой воздействия с помощью лексических средств является придание ложного смысла бесспорным фактам. В связи с контрнаступлением советской армии под Москвой в сообщении гитлеровской ставки от 17.12.1941 года вместо слова «отступление» говорилось «плановое улучшение фронта» и «сокращение фронта». «28 сентября 1942. Немцы по-прежнему жмут на Сталинград, но в их печати уже появились нотки о том, что «Сталинград потерял свое стратегическое и экономическое значение», а посему неважен, что «мы его, конечно, возьмем, но это не обязательно должно быть скоро, т. к. мы экономим и жалеем людей» (72). А после наступившего перелома в ходе войны и прекращения вермахтом наступательных операций, германский радиообозреватель генерал-лейтенант Курт Диттмар выступил с большим обзором, в котором утверждал, что война вступила в новую фазу: немцы вначале выиграли пространство и теперь могут не наступать, им даже выгоднее не наступать, противник будет вынужден наступать. Немцы провозгласили не «блицкриг», а «зицкриг» – «сидячая война».

Фронтовые сводки вермахта и с Запада, и с Востока пестрели не поддающимися проверке цифровыми данными о захваченных трофеях и пленных. Счет орудий, самолетов, танков шел на тысячи и десятки тысяч, пленных – на сотни тысяч, а в конце каждого месяца публиковались длинные колонки еще более фантастических итоговых цифр. «Когда же речь заходит о людских потерях противника, то вместо определенных цифр в ход идут выражения, которые изобличают иссякающую фантазию авторов, – «невообразимые» и «бесчисленные» (73).

Однако, невзирая на тиражируемые немцами цифры и эпитеты, «Крепость Европа» трещала по всем швам, и первой союзницей Германии, выбывшей из войны, стала Италия. Потребовалось операция по срочному освобождению из плена Муссолини, ранее арестованного ближайшими соратниками, и сей неоспоримый факт лихости германских спецслужб произвел колоссальное впечатление на немецкий народ. Вышеупомянутый военный комментатор генерал Диттмар, вероятно, был прав, утверждая, что в глазах народа спасение Муссолини оказалось вполне сравнимо с выигранным сражением.

Используя последовавшую вскоре оккупацию Италии войсками ее бывшего партнера, пропаганда союзников представила немцев как осквернителей Рима и тюремщиков папы. Германская дипломатия отреагировала мгновенно: «Я попытался исправить создавшееся положение, через кардинала Маглионе добившись, чтобы в конце октября 1943 года на видном месте в «Оссерваторе Романо» опубликовали официальное сообщение. В нем выражалась благодарность нашим войскам за то, что они уважают папскую администрацию и Ватикан. В ответном коммюнике мы обещали сохранить такое же наше отношение и дальнейшем» (74).

В свою очередь нацисты не оставляли попыток с помощью пропаганды вбить клин между восточными и западными союзниками. Самая известная из них получила свое начало 13 апреля 1943 года. В 21 час 14 минут Берлинское радио сделало следующее экстренное сообщение: «Из Смоленска пришло известие, что местные жители показали германским властям одно из тех мест, где большевики руками ГПУ учинили расправу над пленными польскими офицерами – всего в то время было казнено десять тысяч человек. Идентификация оказалась нетрудной, так как благодаря особенностям почвы тела мумифицировались, а также потому, что большевики даже не дали себе труда забрать у казненных их личные вещи…» (75) Как вы понимаете, речь идет о массовом убийстве в Катынском лесу, инциденте, до сих пор отравляющему межгосударственные отношения между Польшей и Россией. Вскоре после страшной находки Геббельс направил туда медиков и химиков для проведения необходимой экспертизы, а также представителей Болгарии, Румынии, Хорватии, Италии, Венгрии, приглашенных, наряду с экспертами из нейтральных государств, участвовать в расследовании. Вся пропагандистская акция была проведена шумно и мастерски, однако не принесла ожидаемых плодов. «С того дня, когда пошла на дно «Атения», Министерство пропаганды так часто твердило о жестокости и коварстве врага, что те, кто знали, как делаются новости, принимали сообщение из Катыни как очередную утку» (76).

Катынь стала наиболее известной пропагандистской акцией нацистов в то время, но параллельно гитлеровцы организовывали и множество других. Так, 28 апреля 1944 года по приказу Кальтенбруннера был убит по дороге из Вильнюса в Каунас экзарх всей Прибалтики Сергий. Обстоятельства его убийства германские власти расследовать не стали. Зато сразу же после пышных похорон экзарха в Риге развернули международную пропагандистскую кампанию в связи с «террористическим актом большевиков».