– А в другой раз он бандитов ловил, – резвился Санечек. – Выглядел в окно, что один человек в одно и то же время стоит на углу улицы. Полчаса стоит, а потом уходит. Петька стал следить за ним. Ходил по пятам, в магазине замечал, что он покупал. Человек в полицию пожаловался. К нам пришел участковый, хотел Петьку на учет в детскую комнату полиции поставить. Еле отмазали.
Каша остыла, масло сделало ее еще более невкусной. Витек сидел напротив, мял хлеб. Крошки рассыпались по деревянному столу, западали в трещины между досок столешницы. А вот Витька́ спасать Петька не стал бы. Пускай сам выкручивается, орет, бегает по болоту. Спасать его не придется. Мавки таких точно не топят. Змей пролетит мимо, не заметит. Вспомнился сумасшедший красный глаз с бегающей точкой зрачка. И как змей клюнул. Хорошо, что промахнулся.
Петька еще немного помешал кашу и сунул ложку в рот. Было противно, но он все равно проглотил, подпихнул хлебом. Когда мама крутила мясо для котлет, под конец всегда добавляла хлеба, чтобы очистить нож винта.
В темноте у двери что-то пошевелилось. Петька от ужаса вдохнул и тут же подавился крупинкой. Закашлялся, с трудом ловя ртом воздух. Леночка участливо постучала ему по спине. Санечек усмехнулся, обреченно покачав головой. Нет, не отправит Петька Леночку на болото. Пускай дома сидит. А вот Санечка спасать не будет. Походит немного голым, узнает, каково сегодня было Петьке. Может, перестанет так противно ухмыляться.
От печки бесшумно отделилась тонкая фигурка Тарасия.
– А! Тарук! Заходи! – позвал дядя Миша. – Солька с тобой?
– Она с бабкой крупу перебирает, – мрачно сообщил Тарасий, жадно глядя на стол.
Стол находился напротив входа под окном, так что каждый сидящий за ним мог сразу увидеть того, кто заходил в дом. Ну и заходящий сразу видел, кто сидит за столом и что на этом столе лежит.
– Какую крупу? – Дядя Миша подвинулся на лавке, давая гостю сесть, потянулся за хлебом, положил на него щедрый кусок сала.
– Мать в прошлый раз мешок привезла, а там плевел много. Перебирать нужно.
– Так ведь темно, – удивилась терпеливая Леночка.
Тарасий дернул плечом, мол, это не проблема, словно изба у них имела персональное яркое освещение.
Петька почесал бровь, почувствовал горький запах подорожника. У него родилось подозрение, что все наоборот. Не его заколдовали и теперь таскают по всем русским народным сказкам с лешими и упырями. Это все тут заколдованные и только он один нормальный. Чего они там в сумерках перебирают? Вызвали тетеревов, и те выклевывают черные зернышки среди белого риса?
Витька подавился хлебом и закашлялся.
Тарасий съел бутерброд, поводил пальцем по щели между досками столешницы, пнул Петьку под столом ногой и кивнул на дверь. Петька поднялся.
– Так, куда? – тут же отреагировал на движение брата Санечек.
– Зубы чистить, – буркнул Петька.
– От дома ни на шаг!
Петька кивнул, хотя в темноте комнаты вряд ли это кто-то увидел, и побрел к выходу. Влетел руками в висящую на стене одежду, сорвал тулуп, вызвав радостный гогот Санечка. Тулуп тяжело лег на голову. Петька под ним забарахтался, попал пальцами то ли в рукав, то ли в карман. Выбравшись на свободу, забыл, в какую сторону шел, сделал шаг, стукнулся о стену. Почувствовал рядом движение, потянулся за ним. Тарасий без заминок прошел в дверь. Расстраиваться Петька не стал, решил, что будет это делать уже дома.
На улице было не так темно, как в избе. Волглые сумерки смазали цвета, сделав все серо-зеленым. Дневной жар растворился во влажном дыхания близкой реки.
Они уже какое-то время стояли на крыльце, но Тарасий все не начинал говорить, зачем вытащил их на улицу.
– А чего тебя все Таруком зовут, а не Тарасом? – спросил Петька.
Сосед молчал, смотрел в сторону кустов, где ничего не было. Но потом это ничего сгустилось, ожило, задышало, мотнуло длинной шерстью, превратившись в Горыныча. Пес сначала ткнулся в ладони Тарасию, потом скакнул к Петьке. Что-то зверю у него не понравилось, и он лег около Тарасия, придавив его ноги.
– Это от бабки, – произнес вдруг Тарасий, когда Петька уже перестал ждать ответа. – Раньше у вепсов всех Тарасов Таруками звали.
– А Солька это как по-нашему?
– Ленка, – вздохнул Тарасий.
– И как ты с ней живешь?
– Нормально. Это она последнее время такая. А до этого ничего была.
Петька почесал укушенное плечо.
– Слушай, а как должен выглядеть подменыш? Ну если твоя сестра уверена, что тебя подменили, то это должно как-то проявляться? Ты летаешь? Читаешь мысли на расстоянии? Сквозь стены ходишь? А сам ты настоящий тогда где? В могиле?
– Врет она все. – Тарасий пнул Горыныча, заставляя подняться. – Я просто заблудился. И ты заблудился.
– А как же змей? Сам говорил – летучий.
Тарасий вяло побрел к своему дому.
– Он летел! – Петька пошел за ним.
– Ну, летел, – передернул Тарасий. – Так не съел же.
– А если бы съел?
– Он не может.
– Почему?
– Старый.
– Ну и что – старый. А кинулся как молодой.
– Не может, – повторил Тарасий, не оборачиваясь.
Петька смотрел ему в спину.
– Почему вы его не убьете? – спросил он. – И мавку эту? Какой-нибудь святой водой полили бы, она бы и растворилась.
Тарук уходил.
– Вы их защищаете! – сообразил Петька.
Тарук лениво переставлял ноги, но Петька его все равно не догонял.
– Или это ваш местный аттракцион? Специально всё, да? Завез нас сюда, чтобы тебе скучно не было?
– Никто тебя на болото не звал. Сам пошел.
На мгновение Петьке показалось, что голос раздается сбоку. Что Тарук остановился. Он вгляделся в сумерки, в движущуюся перед ним спину, прибавил ходу. Сапоги словно налились тяжестью, натертые голые пятки горели.
– Живут тут и ладно, никому не мешают, – раздалось у Петьки в голове.
Спина была все на том же расстоянии. Петька остановился. Спина как будто бы тоже остановилась.
– Своих изведешь, сюда чужие явятся, – не утихал голос. – С ними еще разбираться.
Тарук не поворачивался. Стоял.
В лицо Петьки дыхнуло сыростью. Он вдруг разглядел, куда они направлялись, и попятился. Тарук шел не домой. Он вел его к речке, а может, и прямиком на болото.
Послышался легкий смех. Вспомнилось: «Мальчик, иди сюда. Не бойся».
Мавка. Она. Сидит на мостках, ждет.
Петька отступил, не отводя взгляда от Тарука.
– Так они могут сюда таких же гадов привести, – растягивая слова, чтобы успеть подальше отойти, заговорил он. Казалось, что пока они говорят, ничего плохого не случится. – Или детей родят.