Спасенная принцесса возлежала в своей кровати ровно в центре школьного двора, на каменном фундаменте (он торчит там сколько себя помню, никто не знает зачем), как на постаменте. Венок из люпинов красовался на ней как корона.
…И тут школьный двор осветили фары.
– Бежим! – Паша вцепился мне в запястье и потащил за собой. Я успела оглянуться и разглядеть за забором белую милицейскую машину.
Глава II. Приехали
Мы бежали в глубь школьного двора, обратно в огород. Маринка с Игорьком впереди, Кабан рванул куда-то в сторону и пропал в темноте, я его не видела, последние мы с Пашей. Бежать в резиновых сапогах – за что мне это! В огороде я опять напоролась на куст шиповника (прощайте, джинсы!), лихо проскакала по капусте. Дальше росли яблони. Низкие ветки, закаленные поколениями прогульщиков, удирающих из школы на пустырь, раскинулись далеко за забор. Я вцепилась в толстую ветку, получила по физиономии гроздью зеленых яблок, скользнула по стволу резиновым сапогом. Пинок от Паши (Старые мы с тобой. Как раньше по полдня на деревьях торчали!) – и я все-таки сижу верхом на ветке. Дальше просто: руки, коленки, осыпающиеся под ноги листья – и сползаем по ветке за забор.
Я шмякнулась на четвереньки в сухую грязь, оцарапав ладони, чуть не клюнув носом, и тут же посторонилась, пуская Пашу. Он рухнул следом как огромное яблоко в кепочке и неоригинально выдал:
– Пора завязывать с детскими забавами. Чуть ногу не сломал из-за этой принцессы.
В темноте метрах в двадцати от нас виднелись два черных силуэта: длинный, как дерево с торчащим ежиком волос, даже в темноте заметным – Маринка и мелкий – Игорек. Мы пошли к ним. Паша шумно отряхивался и ворчал про детские забавы.
На пустыре обычно играет мелкота: тут ров глубиной почти в человеческий рост, там у нас раньше был штаб. Мы натащили туда недоломанных стульев, ошметков дивана, выложили кострище из кирпичиков и здорово коротали вечера: снаружи-то нас не видно. Пустырь на то и пустырь, что ты на нем торчишь заметный, как прыщ, а во рву – нет. Тут старый грузовик, точнее, одна кабина, в которой можно было прятаться от дождя класса до пятого, а потом крыша проржавела и кабина осталась просто кабиной. Тут куча другого железа непонятного происхождения, из-за которого мамы и бабушки боятся пускать детей на пустырь: «Споткнешься, упадешь – шею сломаешь…»
Длинный силуэт – Маринка помахала нам и провалилась сквозь землю. Ну да: пересидим в окопе, пока милиция нас ищет. И чего им неймется – мы ж ничего не сделали. Я оглянулась на Пашу (он еще отряхивался и ворчал) и прибавила шагу.
Ров возник неожиданно. Давненько не была я на пустыре. Взмахнула руками, вцепилась в Пашу – и мы вместе съехали вниз, в ров. Только головы торчали наружу. Несколько лет назад он казался огромным: чтобы выбраться, приходилось вытаптывать ногами ступеньки. А теперь…
– Что-то он обмелел…
– Это ты удлинилась.
– А по мне, все как было! – заявил Игорек и уселся в темноте на что-то пестрое, скорее всего остатки дивана. – Мокро только.
– Интересно, тут после нас вообще кто-нибудь был? – Маринка мерила ров шагами. – Маленький, чудовищно маленький. Это, я считаю, насилие над детскими воспоминаниями – подсовывать одиннадцатиклассникам такой маленький ров. Даже мусора нет. А вот кострище! – Она шумно хлюпнула по грязи. Ров, конечно, хорошо, но вода там скапливалась всегда.
Наши головы торчали над ямой как перископы, я осматривала пустырь. Темно, тихо. Из-за школы еще был виден свет фар, далекий, как луна. Две луны. Должно быть, патрульные обнаружили нашу принцессу и соображали, что это значит: ограбление, разбойное нападение – или бабуля просто спит на свежем воздухе. Может быть, они даже пытаются ее разбудить. Удачи.
– Что-то я набегалась, – сказала Маринка. – Домой хочу.
– Погоди, эти уедут.
– Да нужны мы им! Что вы как маленькие! – Она легко выбралась из ямы и пошла дальше по пустырю. Если все-таки дойдешь до его конца, не сломав ногу о крупный мусор, выйдешь на проспект. Там автобусы, таксисты, да и пешком до наших домов недалеко.
– А я еще и промок, – заявил Игорек и пошел за Маринкой.
Мы поплелись следом.
По дороге нас догнал неизвестно откуда взявшийся Кабан и затрещал:
– В школьном дворе движуха. Полицейские пытаются разбудить бабу Зою, другие шарят в огороде по кустам, кого-то ищут. Я в сараюхе сидел, еле дождался, когда можно будет выскочить…
– А чего ищут-то, не сказали?
– А черт его знает! Похоже, опять что-то случилось.
– Случилось. – Мне на плечо легла рука, блеснув форменной пуговицей на рукаве.
Паша рванул вперед, но был некрасиво пойман за шиворот. Двое ребят чуть старше нас (но уже в форме) возникли из ниоткуда.
– Куда бежим? От кого спасаемся?
У меня язык прилип к небу. Мальчишки тоже молчали. Одна Маринка пыталась сохранять лицо.
– Домой идем.
– Откуда?
– С пустыря. Вы видели.
– А что там на пустыре?
– А там у нас штаб.
– С кем воюете?
– Да ни с кем…
– Ладно, хватит, поехали.
– За что?
– Там разберемся!
– Эй, так нечестно!
– Заткнись. Фильмов насмотрелся? Здесь тебе не кино. Я сказал, пошел – значит, пойдешь. Уяснил?
Кабан промолчал, похоже и правда уяснил. Я пыталась сообразить за что, и самый простой ответ – это баба Зоя. Ну да, хулиганство. Ничего страшного. А если эти видели, как мы лезем в школу? Но мы же ничего не сделали, даже ничего не сломали. Да и не видели они – подъехали позже.
Мы вышли на проспект, и в глаза ударили радостные уличные фонари и фары проезжающих машин. Как прожекторы в театре направлены на нас: смотрите, эти сделали что-то незаконное – они спасли принцессу! Мы шли несчастные полкилометра непередаваемо долго, наверное целую жизнь, пока не свернули за угол. Там, у школьного забора, стояла полицейская машина.
– Залезай.
Я хотела глянуть, что творится в школьном дворе, но этот, в форме, не дал – затолкал меня в кузов, или как эта штука называется, спасибо хоть наручниками не пристегнул. Ребята молчали. Моя неунывающая компания дружно смотрела в пол, и от этого хотелось орать и щекотать всех, чтобы очнулись.
– Никогда ты, Маринка, не умела уходить вовремя, – выдал Кабан, и мы сдавленно хихикнули.
Тут же хлопнула дверь, один рявкнул: «Разговорчики!» – и мы замолчали как бараны. Он был молодой и совершенно бесцветный. В темном салоне сквозь окошко я отлично видела как будто выбеленные или седые волосы и такие же ресницы. Не удивлюсь, если у него глаза розовые, как у белой крысы. Второй был темноволосый и какой-то никакой. Увидишь на улице – не узнаешь. Средний рост, средняя внешность, цвет волос как у всех…