– Мы о таких разработках не слышали, – подвел итог совместному докладу инженерной команды капитан Миронов. – Согласны с мнением покойного полковника Менделеева и его генерала: это суперсекретные разработки какой-то из стран НАТО. Таких изделий не может быть много по определению. Не исключено, что незадолго до войны противник добился успехов в области экспериментальных ядерных реакторов компактных размеров и эти экспериментальные модели были установлены на данных роботов. Другие объяснения того, почему они до сих пор не вышли из строя из-за истощения аккумуляторов, являются еще менее реальными. Солнечные батареи исключены, на поверхности ядерная ночь, атмосфера забита радиоактивной пылью на десятки километров в высоту, никакие солнечные лучи не пробьются. Наличие носимого запаса аккумуляторов представляется столь же маловероятным. Во-первых, энергорасход у этих роботов должен быть очень большой, запасных аккумуляторов не напасешься, во‐вторых, при таком минусе их надо хранить в отапливаемом месте. Не на себе же они их носят. А наличие у них отапливаемого места хранения на территории противника – это вообще ересь какая-то… Получается, что под носом у целой страны тут чуть ли не полномасштабная диверсионная инфраструктура была заранее выстроена. У нас, конечно, идиотов хватало, что в правительстве, что среди силовиков, но не до такой же степени! Короче, считаем, что они на компактных ядерных реакторах. Сказать, насколько их хватит в таких условиях, нереально. Зависит от многих факторов. Считаем, что надо быть готовыми к тому, что год они проработают. Если не развалятся другие узлы, что более вероятно, учитывая агрессивную внешнюю среду.
– За год вероятный противник вывезет все склады Росрезерва без всякой техники, – прорычал Порфирьев. – По карманам рассуют и унесут. А вот чего я не понимаю, то это как эти роботы видят. Иногда кажется, что они вообще не видят ни хрена в упор. Хотя, когда он на тебя смотрит, ощущение такое, будто насквозь тебя видит. Это, видимо, нервы. Потому что мимо меня они раз двадцать проходили очень близко, и никто не заметил. Фотохромный комбинезон, конечно, решает, но как они с таким зрением вообще находят дорогу и умудряются отслеживать цели? И как они обмениваются данными между собой? Я сколько ни пытался отсканировать их активность, ни разу не смог засечь ничего вообще.
– В Раменках они перебили почти всех, – хмуро произнес Хам. – И половину тех, кто выбрался на поверхность, убили уже наверху. У них тяжелое вооружение и мощное бронирование. Стрелковое оружие их не берет, а они ответным огнем сразу накрывали половину отделения. Может, с тех пор у них система наведения сломалась? Из-за агрессивной внешней среды? У нас в Раменках была роботизированная автономная техника, пока мы прокапывались к кратерам, она работала. Но до поверхности ни одна машина не дошла, все сдохло, то ли от радиации, то ли от электромагнитных излучений. Ни автопилоты, ни искусственный интеллект – ничего не заработало. Дроны так вообще хлам бесполезный, в этой пыли и помехах ничего не видят и не слышат. Связь и контроль над ними терялись сразу, как только они удалялись дальше десяти метров. Ни один не вернулся. Мы потом натолкнулись на пару штук. Все разбито от падения с большой высоты, а колесные дроны все с горелыми мозгами были. Может, у этих роботов тоже что-то выходит из строя?
– Не исключено, – произнес Миронов. – Но гарантировать это мы не можем. Учитывая уровень запыленности атмосферы, эффективность лазерных систем можно уверенно назвать крайне низкой. Но если эти роботы так активно передвигаются по обширной территории, да еще выслеживают нас, значит, у них есть и другие системы получения информации об окружающей обстановке. Не исключено, что их создавали специально для действия в текущих условиях: повышенная защита, усиленное экранирование, высокая автономность.
– Мы можем их уничтожить? – Брилёв задал вопрос сразу всем. – Пробить экранирование? Собрать кустарно тяжелое оружие? Заманить на фугас?
– Заманить точно нет. – Хам аж вздрогнул. – Они если увидят, сразу убьют! И дорогу им тоже не заминируешь, они никогда по одной и той же тропе не ходили, всегда с разных сторон появлялись! Может, спецназ попытается положить фугас прямо роботу под ноги… они фотохромные комбинезоны не замечают…
– И разлететься на ошметки вместе с роботом? – Абрек иронически фыркнул. – И то вряд ли, потому что у нас фугасов нет!
– Взрывчатки у нас действительно нет, – поддержал его Миронов. – Только гранаты и несколько накладных зарядов для взлома дверей. Из них мы тяжелое вооружение не соберем.
– Гранаты переводить нельзя, – зарычал Порфирьев, – много фугасов из них не сделаешь, и они еще пригодятся, когда столкнемся с вероятным противником. От роботов эффективнее всего просто удрать. Спрятаться, переждать, пока уйдут, и уехать подобру-поздорову. Они и видят плохо, и на пустую технику не реагируют, мы так и спаслись. Единственная опасность – это если они досюда дойдут. Тут нам нечем их сдержать.
– Об этом и речь, кэп! – недовольно поддел его Брилёв, но Порфирьев продолжил, проигнорировав укол:
– Когда мы искали «Подземстрой-1», то видели роботов в Нижнем, на берегу Волги. Во время крайней экспедиции мы столкнулись с ними в сотне километров от Росрезерва, а потом они и вовсе туда вломились. Значит, сюда они не пошли, по какой-то причине вернулись обратно к Москве. По нашим следам на снегу они точно не ходят – на поверхности бураны каждые полчаса, никакие следы дольше тридцати минут не живут. Я не понимаю, по какому принципу они выбирают цель. Почему-то они не пошли сюда, хотя координаты «Подземстроя-1» никогда не были тайной и у них наверняка есть. Учитывая, что запас энергии их никак не лимитирует, за это время они могли бы отыскать «Подземстрой» методом самого примитивного прочесывания местности, даже если имеющиеся у них координаты были совсем приблизительными, а карта не привязана к местности. Но она у них однозначно привязана, теперь – уж точно, раз они до Росрезерва добрались: Раменки, побережье Волги у Нижнего Новгорода, Росрезерв – вот тебе три точки на карте, остальное откалибровать несложно, если радиация тебе не страшна и, вообще, ты ничего не боишься и никуда не спешишь.
– То есть ты считаешь, что карта у них есть, и они точно знают, где мы находимся? – Брилёв невольно напрягся и заметил, что остальные испытывают подобные же ощущения.
– Я в этом уверен, – подтвердил Варяг. – Оснащены они не хуже нас, если не сказать прямо – гораздо лучше. При этом мы смогли привязать карту к местности и добраться досюда, хоть это было непросто. А им-то что мешает? Интоксикации у них нет, через каждые семь с половиной часов отсиживаться сутки в палатке не нужно, усталость тоже не грозит, рост высокий, ноги длинные, метр снежного покрова для них – ерунда. Они не приходят сюда не потому, что не знают, где мы. А потому, что им это не надо. Не знаю почему! Зато в Росрезерв им захотелось! Причем они не стали там сидеть в засаде или устраивать собственную базу, а просто походили и ушли. Весло подорвался у них на глазах или на фотоэлементах, я уж не знаю, но им было плевать. Может, они решили, что он там один-единственный прятался. А может, у них другие планы. Например, сделать там ловушку. Позволить кому-нибудь решить, что склады безопасны, пусть наивные набьются туда толпишком побольше, вот тогда можно и ударить.