Третье лицо - читать онлайн книгу. Автор: Денис Драгунский cтр.№ 5

* * *

Письмо было от знаменитого художника Павла Юркевича, умершего буквально на прошлой неделе в возрасте девяноста шести лет. Андрей помнил это имя – у них дома висели две его картины: портрет матери, она была настоящая красавица, немного похожая на цыганку, с блестящим пробором и розой в руках, и портрет отца, с птичьим профилем, в золотых очках на кончике длинного носа, – он держал в руках пробирку и разглядывал, что там вскипает и оседает. Сочный и яркий социалистический импрессионизм, признанным классиком которого был Юркевич. Они какое-то время дружили семьями. Портрет был написан в том самом году, когда родился Андрей. Мама даже говорила ему: «На этом портрете ты тоже есть!» Во чреве. В круглом, задрапированном лиловыми шелками животике мамы.

Так вот, друзья. Покойный Павел Данилович Юркевич писал… Ах, да что я говорю! Когда он писал, он был еще живой, он велел передать это письмо после его смерти! Так вот. Он писал, что Андрей Сергеевич на самом деле – его сын. Он грустно описывал свою любовь и свое расставание с мамой Андрея Сергеевича, прилагал анализ ДНК на отдельном бланке и заявлял, что хотел бы видеть Андрея Сергеевича своим наследником. Добавив при этом, что вовсе не настаивает, чтоб Андрей Сергеевич Лигнер превратился в Андрея Павловича Юркевича, хотя это, конечно, было бы очень приятно.

* * *

Аня Бояркина дочитала, спросила:

– Оно тебе прямо вот по почте пришло?

– Нет, нотариус передал. Позвонил, назначил встречу и отдал из рук в руки.

– Угу. Ну и какая там наследственная масса?

– Господи! – Андрей Сергеевич поморщился. – Ты прямо как Лариса! Она тоже сразу про массу… Ну извини, извини.

Аня вспыхнула и резко выдохнула: безмолвный крик гнева. У них было принято не говорить о жене Андрея Михайловича; он тоже не расспрашивал Аню о ее бывшем муже и ничего о нем не знал. Был и сплыл.

– Прости меня. – Он встал с дивана, подошел к ней, нагнулся, обнял сзади, поцеловал в макушку. – Прости, я очень волнуюсь, сама понимаешь.

– Понимаю, – чуть суховато сказала она, но потом поймала его руку и прижала к щеке. Значит, простила.

– Да, так насчет массы. – Андрей Сергеевич выпрямился. – Масса хорошая, нотариус объяснил. Квартира на Масловке, в смысле, на Петровско-Разумовском. Огромная мастерская там же, в соседнем доме. Дача на Николиной Горе и еще домик под Рязанью. Картины, это главное. Его собственные прежде всего. Плюс Фальк, Осмеркин, Пименов, Крымов, Корин, Кончаловский и куча народу попроще. Наверное, еще вклады.

– Другие наследники есть? – спросила Аня.

– Какие-то мелкие. – Он снова сел на диван. – Сомнительные. Внуки незаконных детей. Эти так называемые дети давно перемерли, а вот внуки вроде бы есть. Но пусть еще докажут, что это были на самом деле его дети. Законных не было, точно.

– Слушай, – сказала она. – Я ничего не понимаю. Если ты его сын и он хочет видеть тебя наследником, почему он просто не написал завещание?

«Черт, – подумал Андрей Сергеевич. – Лариса задавала точно такие же вопросы. В той же последовательности. Как будто сговорились. Боже. Все женщины одинаковы… Да при чем тут женщины! Все люди одинаковы!»

Поэтому он ответил точно так же, как Ларисе:

– Да откуда я знаю? Как я могу влезть в голову почти столетнему старику?

– А как ты думаешь? Как предполагаешь?

«Господи! Слово в слово как Лариса!» – чуть не заплакал он.

– Не знаю! – почти выкрикнул он. – А ты? Ты сама что думаешь?

– Я думаю, – сказала Аня, – что тут примерно так. Понимаешь, если бы он оставил завещание, то вышло бы, как будто он тебе это навязал. Свое отцовство и твое сыновство. Ты мог взять и все признать. Здравствуй, папа! Или отказаться. Тоже поступок. Типа, «знать вас, дедушка, не желаю». А тут он хочет…

– Хотел, – зачем-то перебил Андрей Сергеевич.

– Ну да, да. Хотел, чтобы ты сам принял решение. Чтобы сам подал на наследство. Посудился бы с внуками. Что-то типа того. Чтоб ясно было, что это тебе нужно.

– Кому ясно? – усмехнулся Андрей Сергеевич. – Ему на том свете?

– Не злись. Мне тут все понятно, – сказала она. – Непонятно другое. Почему он сразу не объявился, когда твой папа умер? Почему твоя мама ничего не сказала?

– А вот это как раз отлично понятно мне, – вздохнул он. – Мальчишка, двенадцать лет. Умирает отец, любимый, единственный, вдобавок очень уважаемый. И вдруг по голове поленом: мальчик, это не твой папа. Твой папа – другой дядя. Но у другого дяди свои дела, и он не спешит быстренько жениться на твоей маме. Поэтому получается, что твой папа – мудак, твоя мама – шлюха и дрянь, а ты – ублюдок.

– Зачем ты ругаешься? – Она поморщилась.

– Затем, что я не знаю, что делать.

– Прости, – замялась Аня Бояркина, – но я тебя все-таки спрошу: а что Лариса Борисовна говорит?

– Ужасные вещи, – сказал он.

* * *

Лариса сказала, что думать тут не о чем. Только последний идиот может размышлять и сомневаться. Конечно, внуки Юркевича будут бодаться. Но ничего, мы их забодаем. ДНК надо сразу взять, его небыстро делают. Впрочем, у нас полгода сроку. Все мамины письма и дневники пословно прошерстить. Папины тоже, вдруг там какие-то упреки. Игра стоит свеч. Смотри, сколько там всего. Даже если внукам чего-то удастся отгрызть, даже если мы им по доброте душевной – эк! она уже говорила «мы»! – мы им что-нибудь отдадим, то все равно огромный капитал. Да за одну картинку Фалька или Пименова можно купить квартиру в Риге плюс домик в Юрмале. Вместе с вэ-эн-же. И горя не знать! Сашке с Маринкой по квартире. Вернее, Сашке квартиру купить, Маринке нашу отдать, а самим переехать на Петровско-Разумовский. Плохо тебе? Давай, нанимай адвоката.

– А если я у него не один такой? – возразил Андрей Сергеевич. – А если он таких писем разослал, не знаю, три? Или пять?

– Но ведь же не десять? – парировала Лариса. – А хоть бы и двадцать! Если там одних картин на десять миллионов баксов, судя по списку, то одна двадцатая – это полмиллиона. Причем долларов. Тоже не валяется. Нанимай адвоката. Действуй.

– А потом позовут в ток-шоу Малахова, – грустно предположил Андрей Сергеевич.

– А ты не ходи, – сказала Лариса. – Силой не потащат. Или пойди за миллион. Правда, рублей. Но тоже неплохо.

* * *

Он это коротко пересказал Ане Бояркиной.

– А ведь она права, – проговорила Аня.

– Нет! – заорал Андрей Сергеевич. – Она забыла про моего папу! Я не знаю, кто там на самом деле оплодотворял мою маму, но мой отец – Сергей Михайлович Лигнер! Я его люблю, я его память берегу, я с этим прожил уже пятьдесят два года. Ну стыдно же в моем возрасте менять отца. Я не Юркевич, я Лигнер. Точка.