Открытие. Новейшие достижения в иммунотерапии для борьбы с новообразованиями и другими серьезными заболеваниями - читать онлайн книгу. Автор: Чарльз Грабер cтр.№ 50

* * *

«Кимрия» – это одновременно лекарство и продукт. Оно дозируется из красивой прозрачной упаковки блестящего кроваво-оранжевого цвета. Каждая доза подбирается под пациента и готовится из его собственных T-лимфоцитов. На данный момент каждая индивидуальная одноразовая инъекция обходится в 475 000 долларов. Если прибавить к этому расходы на госпитализацию, то общие затраты приближаются к миллиону долларов на пациента. Следующее по эффективности средство от острой B-лимфомы – пересадка костного мозга, которая дороже более чем на 100 000 долларов. (Эта «экономическая токсичность» сейчас – еще один серьезный побочный эффект сверхсовременных методов вроде иммунотерапии рака. Являются ли подобные цены корректными, честными или здравыми, – достойный вопрос, но в рамках этой книги он рассматриваться не будет.)

Процесс лечения для пациентов CAR-T обычно проходит следующим образом: пригодный пациент – часто ребенок, лимфома которого больше не поддается никаким методам лечения, отправляется в медицинский центр, лицензированный компанией Novartis. (По состоянию на февраль 2018 года в США таких центров двадцать три.) Там у пациента берут кровь и центрифугируют ее в течение как минимум пятнадцати минут на скорости 2200–2500 оборотов в минуту, чтобы отделить T-лимфоциты от плазмы, тромбоцитов и всего остального. Затем T-лимфоциты замораживают, упаковывают в специальный криовакуумный контейнер и отправляют на огромную, площадью почти 17 000 квадратных метров главную фабрику Novartis в Моррис-Плейнсе, штат Нью-Джерси; там их размораживают и перепрофилируют на распознавание белка, специфического для опухоли пациента. Это происходит в несколько этапов. Сначала T-лимфоциты активируют. Затем их заражают вирусом, содержащим новые генетические инструкции. Потом их выращивают и размножают, пока их численность не достигает сотен миллионов. Клонированную армию «суперсолдат» снова замораживают, отправляют обратно в сертифицированный медицинский центр, размораживают и вводят пациенту через капельницу.

Криогеника позволяет пациентам со всего мира пользоваться этим методом лечения. Цикл производства, от обращения в медицинский центр до готового индивидуального T-клеточного лекарства, составляет двадцать два дня. Предварительные данные говорят о том, что терапии, в которых используются эти индивидуально подобранные T-лимфоциты, дают надежную реакцию для случаев, ранее считавшихся безнадежными.

Эмили Уайтхед – часть этой счастливой статистики. В августе 2018 года, когда пишутся эти строки, у нее все еще продолжается ремиссия.

Конечно же, есть большая опасность в любом искусственном вмешательство в спусковые крючки, петли обратной связи, сдержки и противовесы иммунной системы, которая эволюционировала в течение тысячелетий, и любую экспериментальную терапию, особенно на детях, применяют с немалым трепетом. В то же время худший побочный эффект от лечения – смерть; лейкемия без всякого лечения приводит к тому же результату. Первые экспериментальные методы лечения, а также новый подход к борьбе с цитокиновым штормом быстро показали, что для этих пациентов выгода намного перевешивает риск. Для таких пациентов CAR-T изменила показатели невероятно быстро. В группе ОЛЛ, выживаемость в которой раньше была нулевой, теперь цифры выживаемости составляют не менее 83 процентов. Крупная B-клеточная лимфома была следующей целью для CAR-T, а сейчас разрабатывают и новые химерные T-лимфоциты; некоторые из них уже проходят клинические испытания. Среди новых целей – лейкемия, хронический лимфолейкоз, миеломная болезнь, рецидивирующая глиобластома, поздние стадии рака яичников и мезотелиома. Твердые опухоли по-прежнему остаются крепким орешком, но эта технология новая и мощная и развивается невероятно быстро; несколько компаний пробуют производить версии CAR-T, которые используют донорские T-лимфоциты и могут продаваться в аптеках. Другие программируют в клетки CAR-T специальные «выключатели», чтобы в том случае, если «монстр Франкенштейна» сойдет с ума, можно было просто отключить его. CAR-T – настолько новое и мощное средство (впервые его одобрили лишь в 2017 году), что трудно представить, что будет всего через год. Но, что бы это ни было, теперь мы можем надеяться, что пациенты вроде Эмили Уайтхед доживут до того, чтобы воспользоваться этими средствами.

Новые противораковые средства с четырехсложными именами сейчас рекламируются во время «Супербоула», и, что особенно примечательно, «новое лекарство Джимми Картера» уже не новое. Но удивление, волнение и надежда, сопровождавшие тот самый первый прорыв в иммунотерапии рака, вызвали настоящий шквал интереса и финансирования в отрасли – и множительный эффект для скорости научного прогресса. Результатом становится явление, которое биолог Э.О. Уилсон назвал «консилиенс» — интеллектуальная синергия, возникающая, когда специалисты из очень разных дисциплин исследуют общую тему и находят общий язык, на котором могут выразить свои идеи. Это больше не спор между клеточными биологами, иммунологами, вирусологами и онкологами: теперь это разговор. Мы впервые увидели весь цикл взаимодействия рака и иммунитета. Слепые, ощупывавшие слона, вдруг обрели зрение и смогли заняться работой.

Результатом стали миллиарды долларов и десятки талантливейших специалистов, пришедшие в отрасль иммунотерапии рака. К спонсорам-факелоносцам вроде Cancer Research Institute, открытого более семидесяти лет назад дочерью Уильяма Коули, присоединились новые организационные инфраструктуры, которые поддерживают эту работу, среди них – Байденовская онкологическая инициатива, которая предлагает изменить подход ко всей медицине в целом и к раку в частности; Паркеровский институт иммунотерапии рака, который финансирует и координирует исследователей и клинические испытания так эффективно, как никогда раньше; гражданские инициативы вроде Stand Up To Cancer (SU2C), которая направляет десятки миллионов долларов пожертвований прямо на исследования и клинические испытания; и, конечно же, настоящая «золотая лихорадка» коммерческих фармацевтических компаний и стартапов и десятки биотехнологических венчурных капиталистов, которые их спонсируют. Некоторые ученые шутят, что сейчас есть два типа фармацевтических компаний: те, которые глубоко погрузились в иммунотерапию рака, и те, которые хотят это сделать.