Открытие. Новейшие достижения в иммунотерапии для борьбы с новообразованиями и другими серьезными заболеваниями - читать онлайн книгу. Автор: Чарльз Грабер cтр.№ 13

Cтраница 13

Через месяц после того, как Коули удалось найти Штейна, он обнаружил и данные Фелейзена в иностранном медицинском журнале. Фелейзен нашел конкретный штамм бактерий, вызывающих рожу, сделал инъекции этих бактерий пяти пациентам и с оптимизмом смотрел на открывающиеся возможности. Прочитав его статью, Коули еще сильнее уверился, что именно послеоперационная бактериальная инфекция избавила Фреда Штейна от неизлечимого рака. (Судя по всему, до него не дошли новости, что эксперимент Фелейзена стоил нескольким его пациентам жизни, а самому Фелейзену – медицинской карьеры²⁰.) Но единственный способ доказать это – добиться похожего эффекта для другого отчаявшегося пациента, который добровольно согласится на эксперимент. И он нашел такого пациента – итальянского иммигранта, известного нам лишь как «мистер Дзола».

* * *

К тому времени, как мистер Дзола сошел с мигрантского корабля, прибывшего в нью-йоркский порт, морфинизм был, пожалуй, самой незначительной проблемой; собственно, лишь наркотик давал ему хоть какое-то облегчение. Дзола поступил в госпиталь Коули в марте 1891 года с рецидивом саркомы в шее, которую до этого удалил хирург в его родном Риме²¹. Опухоль вскоре выросла снова и распространилась, а еще одна опухоль «размером с куриное яйцо» в глотке Дзолы не давала ему ни говорить, ни есть, ни даже глотать. У него был сухой кашель (судя по всему, тот же рак дал метастазы в легкое), и у него не оставалось иного выбора, кроме как обратиться в благотворительное отделение Нью-Йоркского госпиталя, где Уильям Булл сделал ему операцию. Булл отрезал часть опухоли на шее, «размером примерно с апельсин»²², но удалить всю опухоль, не убив пациента, было невозможно. Булл посчитал случай Дзолы безнадежным; по оценкам Коули, Дзоле оставалось жить в лучшем случае несколько недель. Судя по всему, Дзола тоже так думал. Очень трудно представить, в каких еще обстоятельствах он бы добровольно согласился заразить себя смертельно опасной бактерией.

Рожа не относится к болезням, которыми хоть кто-то готов заразиться намеренно. Она процветала в тесноте, при плохой вентиляции и из-за грязного постельного белья в больницах для бедных. И Уильям Булл, и Дзола дали свое согласие на эксперимент, но риск был слишком велик, чтобы проводить его прямо в госпитале. В результате Дзолу заразили у него дома²³.

Коули не был тщательным сборщиком экспериментальных данных, но был врачом с хорошей подготовкой, одаренным хирургом и внимательным наблюдателем. А еще он был настойчив и довольно удачлив. У современных клинических испытаний любого лекарства есть стандартизированный протокол, который гарантирует их повторяемость и корреляцию причин со следствиями.

Коули же, по сути, импровизировал. Его эксперимент был скорее не клиническим испытанием, а неуклюжей попыткой использовать интуитивный биологический механизм. Он хотел вылечить рак Дзолы, а не написать статью. Статьи последовали уже потом.

Так что, тестируя бактерии на Дзоле, Коули пробовал два разных штамма, подготовленных в двух разных источниках и доставляемых двумя разными способами. Сначала он делал на коже пациента небольшие надрезы и наносил бактерии, выращенные на желатине, прямо на раны, но вскоре понял, что этот метод не подходит, и отказался от него прямо посреди эксперимента. Затем он вырастил другие образцы бактерий на говяжьем бульоне и стал делать инъекции дозировкой от половины грамма до двух граммов на определенном расстоянии от надрезов, но и тот, и другой способы лишь вызывали у Дзолы небольшое повышение температуры, учащенный пульс и слабый озноб – ничего похожего на симптомы ужасного антонова огня, которые пережил Фред Штейн.

Наконец Коули понял, что проблема, возможно, состоит в недостаточной вирулентности его штаммов, и попросил двух коллег из Колледжа врачей и хирургов Колумбийского университета приготовить более мощное «варево». Эту смесь он вкалывал большими дозами прямо в незаживающую рану на шее Дзолы, а также в другие места на коже. Через несколько часов организм Дзолы отреагировал – на коже появились локализованные покраснения²⁴. Дзола по-прежнему не мог говорить из-за опухоли, перекрывавшей горло, но вздрагивал и держался за больную голову. Озноб и рвота говорили сами за себя, но температура поднялась всего до 38 градусов – лишь на полградуса выше, чем после применения первой бактериальной культуры Коули.

Тем не менее Коули решил, что его метод лечения работает, и продолжил курс инъекций. Примерно через месяц лечения опухоли на шее и в глотке Дзолы «уменьшились» – а кое-где и «значительно уменьшились» – в размере²⁵. Это, конечно, было хорошо, но мало напоминало спонтанную ремиссию, о которой он читал в истории болезни Штейна. Впрочем, Коули это не остановило: он решил двигаться дальше, применяя еще более мощные токсины.

Летом 1891 года Коули решил даже отказаться от краткого отпуска и остался в городе, вкалывая пациенту бактериальные токсины. А его коллега по госпиталю Фаркуар Фергюсон отправился в миниатюрное «большое путешествие», чтобы познакомиться с культурой европейского континента. Коули попросил Фергюсона привезти ему сувенир – немного смертоносной инфекции прямиком из Берлина.

Как писала Дебра Джен Байбел в своей всеобъемлющей книге Milestones in Immunology: A Historical Exploration (1988), наш взгляд на мир часто формируют линзы, через которые мы на него смотрим. В конце девятнадцатого века биологический взгляд определялся в буквальном смысле линзами новых мощных микроскопов – мы узнали о потрясающем мире бактерий, который технология внезапно сделала видимым.

Факторами, отвечающими за болезни, инфекции и пиво, оказались живые существа. Различные типы бактерий, как считалось, вырабатывали разные типы ядов или токсинов; организм реагировал, вырабатывая некие антитоксины (или, как их позже назвали, антитела), чтобы нейтрализовать их действие и вылечиться^{26 [3]}.

В эту эпоху бактерий буквально все знали имя Роберта Коха. Кох был известным коллекционером смертельных токсинов; в частности, он изолировал в своей берлинской лаборатории бактерию, вызывающую сибирскую язву. Если кто-то и мог дать Коули убойную дозу антонова огня, так это он.

Фергюсон вернулся в Нью-Йорк в начале октября и привез с собой необычный сувенир из лаборатории Коха в тщательно завернутых стеклянных пробирках. Кох не разочаровал: его образцы рожи были собраны прямо с трупа за несколько дней до визита Фергюсона. Отличная штука, мощная, свежая. Коули не тратил время зря. 8 октября он отправился в комнату, которую Дзола снимал в Нижнем Ист-Сайде, набрал в шприц пять дециграммов нового немецкого бактериального токсина и вколол его прямо в опухоль на шее Дзолы.