Залесье. Книга 4. Зимняя роща - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Лим cтр.№ 34

Домовой взял ее за руку.

– Веди. Я последую за тобой, куда угодно.

Никто не заметил, как две фигуры исчезли из замка, миновали снежные поля и растворились среди ветвей замерзающих деревьев.

3

Берендей усадил Руслану на стул. Тот зашатался, но устоял.

– Мебель здесь давно не обновлялась, – сказал царевич.

– Ничего, я переживу, если ножки вдруг сломаются, – ответила она.

Берендей подошел к сундуку. Ему пришлось встать на колени, из-за роста. Царевич откинул крышку, проверил краски. Все, кроме красной, высохли.

– Я изображу твой портрет одним цветом, – предупредил он.

– Интересно, какой ты меня видишь, – Руслана вытянулась, чтобы подглядеть, но Берендей покачал головой.

Он стоял перед мольбертом, присматривался к ее лицу, запоминая каждую черточку. Не глядя на нее, он нанес первые мазки, и сказал:

– Я бы хотел, чтобы вся комната была уставлена твоими портретами. Тогда я мог бы рисовать тебя с закрытыми глазами, а ты бы вечно была со мной рядом.

– Мне нравится, – Руслана хотела улыбнуться, но закашлялась. Она выставила вперед ладонь, чтобы Берендей не подходил к ней. – Просто в горле пересохло. Здесь довольно пыльно.

– Я принесу воды.

– Не нужно. Мы и так потратили много лет на ерунду. Просто рисуй меня, и никуда не уходи.

– Мои навыки ухудшились, – признался Берендей, когда тишина затянулась. – Я не рисовал пять веков, едва держу кисточку.

– Ты справишься, мой царевич. Все, что ты уже делал, сейчас выйдет у тебя лучше прежнего.

Он посмотрел в ее блеклые глаза. Руслана улыбалась, пусть и уставшей улыбкой. Если ей хватало сил, чтобы бороться с умиранием, то и ему хватит сил, чтобы закончить портрет.

4

– Расскажи мне о своем детстве, – попросил Берендей.

–Я росла среди рыб и водорослей. Никто не навещал меня, пока не пришла одна женщина.

– Что за женщина?

– Она была прекрасна. У нее были тугие светло-желтые косы, выразительные глаза. Одета она была в белые одежды, расшитые мехом. Она играла со мной, научила говорить. Я росла, а она навещала меня каждый день. Со временем она наскучила мне, и я больше не выплывала из Тихого омута, чтобы увидеться с ней.

– Почему?

– Поначалу я думала, что она – моя мама. Что пройдет несколько лет, у меня появятся ноги, и она заберет меня к себе домой. Я хотела семью, а она видела во мне лишь живую игрушку. Я почувствовала это от нее так сильно, что мне стало противно общаться с ней. Руслана тяжело вздохнула.

– Она отдала мне часть волшебной силы. Она в любой момент могла просто превратить меня в человека и забрать, но она решила оставить меня гнить в пруду. Я была единственной, кто мог развеять ее печали, как она говорила. Я была всего лишь диковинным существом, на которое она приходила поглазеть.

– Закончил, – Берендей обратил внимание любимой на портрет, чтобы она забыла о боли. Он повернул к ней мольберт.

Руслана оценивающе оглядела каждую линию. За секунду ее глаза увлажнились, и она заплакала, пряча лицо в руках. Испугавшись, Берендей встал перед ней на колени.

–Что-то болит?

– Нет, – она растерла слезы по лицу, сжала мокрыми ладошками руки царевича, – я просто осознала, что люблю тебя. Что хочу жить. Видеть, как каждый твой портрет становится лучше, а потом – и портреты наших детей.

Берендей обнял ее, и Руслана угодила в неуклюжие объятия. Теплые, сильные, убаюкивающие. От него пахло медвежьей шкурой. Она закрыла глаза, втягивая запах.

– Ты не умрешь, – сказал он, а она услышала, как его голос клокочет внутри груди, пробиваясь наружу. – Я спасу тебя, и ты увидишь каждый портрет, портреты наших детей. Не сдавайся.

Но Руслана уже не слышала. Она едва дышала.

1

Когда Юда и Мороз вошли в кухню, у них заурчали животы от сладкого запаха выпечки. Юда сглотнула слюни, а Мороз подскочил к столу, наклонился и понюхал медовые булочки.

– Это искусство! – воскликнул он, умыкнув одну, и тут же отскочил подальше, чтобы Василиса не ударила его по руке.

– Ладно, живи, воришка, – хмыкнула она, перевела взгляд на Юду. – Какая худая девочка. Проголодалась, небось? Садись, съешь булочек, да выпей сыти.

– Я такое не ем, – воспротивилась ведьма.

– А больше ничего нет, – Василиса развела руками.

– Ничего ей не давай, она ведьма, – насторожился Иван, повернул голову в сторону Юды, и теперь буравил ее своими дырами вместо глаз.

– И что? Ведьмы у нас теперь не едят? – Юда хотела сказать это, но Василиса опередила ее, сказав ее мысли слово в слово.

Царевич нахмурился. Он хотел рассказать жене, через какие муки прошел, что добирался к ней, невзирая на приворот, но все это не имело смысла, ведь жена не помнила его, не верила ему, и не хотела провести с ним оставшуюся жизнь.

Мороз тем временем зализал булочку до того, что она стала мокрой, и теперь с удовольствием откусывал по кусочку.

– Давно я не ел нормальной пищи! Все вода, да ягоды с медом, – сказал он, когда с лакомством было покончено.

Василиса поставила перед Юдой деревянную тарелку с булочками, налила ей сыти в крупную кружку, сама же села напротив, и без стеснения разглядывала ее.

– Чего? – огрызнулась ведьма.

– Лицо у тебя юное, а в глазах многовековая печаль. Что с тобой случилось, раз ты так страдаешь, дитя? – Василиса потянулась к ее рукам, но Юда опустила их под стол.

– Не надо играть со мной в матушку-наседку, – она нехотя взяла еду и попробовала ее. – Вкус-то какой противный, прямо тошнит, – добавила ведьма, а вскоре от булочки не осталось и крошки.

Василиса улыбнулась, резанув Юду по сердцу. Теперь она понимала, что Иван-царевич нашел в этой старухе, но не хотела мириться со своим первым в жизни проигрышем.

– Выпей сыти, – Василиса подвинула к ней кружку, не отрывая взгляда от ее лица.

Юда сделала глоток.

– Я хочу твоего мужа, – заявила она.

Лицо Василисы переменилось: от по-матерински доброго и нежного оно стало удивленным, затем сменилось негодующим.

– Чего-чего? – переспросила она.

– Ты уже достаточно пожила. Отдай мне своего мужа, тогда я, так и быть, оставлю тебя в покое. Будешь стареть, как все, наслаждаться последними мгновениями жизни, – язык у Юды был тем резче, чем ей было страшнее. Говорила она уверенно, нагло глядя на Василису, а сама, если бы у нее был хвост, поджала бы его, и, скуля, забилась бы в угол.