Каталонская компания - читать онлайн книгу. Автор: Александр Чернобровкин cтр.№ 88

Команду нанял из гасмулов, пять десятков отчаянных парней, готовых порвать любого за пару золотых монет. Гасмулов много в Афинском герцогстве. Франки приплывали и приезжали сюда без жен, а от природы никуда не денешься. Ребята оказались сообразительными и боевыми. Они быстро обучились работать с парусами и перебегать в доспехах по «ворону» на другое судно. Я пообещал им треть добычи. Поскольку больше никто ничего не предлагал, согласились с радостью.

В поход вышли в середине августа. Я хотел «пощупать» генуэзцев. Они предусмотрительно обходили Эвбею да и всё Афинское герцогство восточнее, поменяв порты ночевки. В начале второй недели патрулирования мы наткнулись северо-восточнее острова Андрос на караван из двадцати двух галер, которые пересекали Эгейское море, шли к острову Хиос. Дул западный ветер, и мы находились с наветренной стороны, что способствовало нападению. Я повел бригантину на замыкающую галеру, сорокавосьмивесельную и нагруженную так, что сидела в воде по самое не балуй. Удивляюсь, как с таким перегрузом рискнули выйти в открытое море. Хотя Эгейское море язык не поворачивается назвать открытым. Сразу пять галер вышли из общего строя и рванули нам наперерез. Видимо, генуэзцы не хуже венецианцев наработали методы защиты каравана. Я не рискнул нападать, приказал изменить курс вправо. Мол, ребята, мы плывем по своим делам, до вас нам дела нет. Пять галер погнались было за нами, но быстро поняли, что не им с нами тягаться, и вернулись к каравану.

Мы прошли еще немного на юго-восток, а потом повернули на север. Я решил крейсировать вдоль западного побережья Малой Азии, от островов Южные Спорады до острова Лесбос. Надеялся поймать турецкого или ромейского купца, которые не ходили большими караванами и не рвались защищать своих попутчиков.

Удача улыбнулась нам в середине третьей недели. Это было судно длиной метров сорок пять, шириной около пятнадцати и надводным бортом метра два с половиной. Надстройка на баке двухтвиндечкая, на корме — трехтвиндечная. На первой находятся два станковых арбалета, на второй — четыре. Три мачты: на фоке прямой парус, а на гроте и бизани латинские. В будущем судно с прямыми парусами на передней мачте и косыми на двух задних будут называть баркетиной. Сейчас итальянцы называют их просто — корабль. Двигался корабль, в сравнении с нами, очень медленно, хотя шел в полветра — не самым плохим курсом. Его команда заметила нас, правильно поняла наши маневры и без особой суеты начали готовиться к бою. Высокий надводный борт, неудобный для атак с галеры, и большой экипаж создавали у них иллюзию неуязвимости. Только вот в балласте борт у нас был даже немного выше, а численное превосходство никогда не было решающим фактором в сражении.

Зная, что генуэзцы считаются лучшими в Европе арбалетчиками, я повел на них бригантину встречным курсом. Так было труднее обстреливать нас. Моя команда, облаченная в доспехи, у кого они имелись, в основном в кожу и стеганки, попряталась за фальшборт, мачты, шлюпку на рострах, бухты тросов. Наша сила — абордаж. Добраться до врага, перекинуть на него «ворон» — вот тогда мы себя и покажем! Бригантина шла так быстро, а корабль был таким неповоротливым, что генуэзцы не смогли уклониться от сближения судов вплотную. В полукабельтове от цели мы быстро убрали фок и опустили грот и по инерции врезались правым носовым обводом в борт корабля в носовой его части. Поскольку трюм у нас был пустой, бригантина при ударе загудела так, будто внутри нее что-то взорвалось. Наш привальный брус заскользил по их борту, вдавливаясь с такой силой, что завоняло горелым деревом. На корабль полетели «кошки», но инерция была слишком велика. Только когда наш форштевень поравнялся с передним обрезом кормовой надстройки, скорость упала настолько, что я дал команду опускать «ворон». Он упал перед бизань-мачтой, клювом ни во что не встрял, поэтому проехал, громко скуля, по фальшборту, пока не уперся в нее.

Гасмулы бросились в атаку, не дожидаясь приказа. Первых троих сразили арбалетные болты, но это не остановило бегущих сзади. Они перепрыгивали на борт корабля и смело бросались на вражеских солдат и матросов, которых было раза в два больше, чем нас. Я тоже перебежал по «ворону» на корабль и повернул в сторону кормовой надстройки. Там стоял капитан, он же, скорее всего, и владелец судна, облаченный в бацинет с забралом-хоботом и длинную кольчугу. В руках держал арбалет, из которого целился в кого-то из моих бойцов. Я метнул в него степную пику. С расстояния метров пятнадцать она легко пробила кольчугу, влезла снизу вверх на несколько сантиметров в живот. Капитан успел выстрелить и сразу уронил арбалет. Что было дальше, я не видел, потому что с саблей в руке и прикрываясь щитом начал подниматься по трапу на квартердек.

Наверху меня встретил матрос с большим топором. Босой и с обтрепанными снизу штанами желтовато-серого цвета, он стоял, широко расставив ноги, готовясь нанести удар сверху вниз, когда я поднимусь повыше. Прикрывшись щитом, я ударил первым по ближней левой ноге чуть ниже колена. Узорчатая сталь легко перерубила мясо и кость. Матрос подался вперед, падая, благодаря чему удар топора ослабел и смазался. Потеряв равновесие, матрос попытался отшагнуть назад, но сразу завалился на спину. Я рванулся к молодому человеку в кожаной куртке с нашитыми спереди, надраенными, бронзовыми, прямоугольными бляхами, который стоял рядом с валяющимся на палубе капитаном и заряжал арбалет, поставив левую ногу в стремя и зацепив тетиву крюком, свисающим с ремня. Краем глаза заметил, как поднявшийся по трапу следом за мной Тегак, отсек голову матросу с топором. Молодой генуэзец разогнулся, собираясь положить на ложе болт. Я понял, что он из богатой семьи, наверное, наследник судовладельца, поэтому решил не убивать. Приставив острие сабли к его шее слева, там, где билась сонная артерия, приказал:

— Брось арбалет и прикажи своим людям прекратить сопротивление.

Арбалет он уронил сразу, а вот вымолвить что-либо у него долго не получалось. Наверное, от испуга в горле пересохло, а слова без смазки не пролезали.

— Мы сдаемся! — наконец-то выдавил он высоким, срывающимся голосом и добавил более естественным: — Бросьте оружие!

Сопротивляться, в общем-то, было уже почти некому. С десяток генуэзских матросов закрылись в кубрике и ждали, когда вышибут дверь и доберутся до них. Как только на главной палубе затих шум боя, сразу заорали, что сдаются, на итальянском, греческом и турецком языках, чтобы не промахнуться.

— Это твой отец? — спросил я молодого генуэзца, показав на мертвого капитана.

— Да, — подтвердил он спокойно, будто речь шла о постороннем человеке.

Может быть, это шок, а может классическая проблема отцов и детей, когда каждая сторона уверена, что должны ей, а не наоборот.

— Снимай пояс с кинжалом, мешок с болтами и куртку и иди на мое судно, — приказал ему.

Весь верхний кормовой твиндек занимала каюта капитана. В ней возле трех переборок было по широкой кровати, а между ними стояло по большому сундуку, в которых была дорогая одежда и мешочки с деньгами: золото отдельно, серебро отдельно. Надо будет найти третьего жильцы каюты, если он жив. Явно не бедный человек. В центре каюты находился длинный стол, рассчитанный на дюжину персон. К четвертой переборке рядом с дверью был приделан дедушка буфета, в котором хранилась серебряная и бронзовая посуда.