Время отхлынуло, словно волна. Под ложечкой у Кэт горело от нетерпения. Она поклялась себе, что, когда Борода пойдет вниз в следующий раз, она откроет ящик, и тогда…
От мысли о том, что случится тогда, что бы это ни было, Кэт затошнило.
29
После пятнадцати (по ее подсчетам) минут равномерного плавания Хелен испытала первый проблеск облегчения и удовлетворения оттого, что не замерзла и не утонула.
Плечи и шея затекли, она не чувствовала полностью пальцев на руках и ногах, но изгнала эти ощущения из головы и продолжала ровно дышать и плыть в колыхающейся черноте.
«Еще двадцать движений», – повторяла она себе, отсчитывала двадцать движений, затем обнуляла счет и начинала заново. Остатком воображения, не занятым физическими упражнениями, она представляла, как выглядит сверху, как прорезает черную воду со скоростью и упорством носа корабля.
Хелен отказывалась смотреть вперед и вверх как можно дольше – огромное расстояние между ней и огнями на берегу казалось слишком деморализующим. Хелен надеялась, что, когда поднимет взгляд в следующий раз, земля приблизится, и она получит мотивацию.
Но, когда она подняла взгляд, огни будто не приблизились. А поскольку больше никаких ориентиров не было, Хелен начало казаться, что она оставалась более или менее там же, где упала в воду, что течения, сговорившись, отталкивали ее назад, и она просто поднималась и опускалась на волнах.
Однако она уговаривала себя: природа и вода полны иллюзий. Холодное море дает такое ощущение собственной ничтожности, слабости и бессмысленности, которое мало с чем сравнится, – страх Хелен понял бы разве что космонавт, дрейфующий в космосе.
Проплыв, по собственным подсчетам, полчаса, Хелен обнаружила, что ей уже не так холодно и она дышит легче, а не хватает воздух ртом, жадно глотая и исторгая из себя. Она достигла плато – оптимального для плавания момента, как бывало и в бассейне. Не проплыв около дюжины раз в одном направлении, Хелен чувствовала себя неловко, глотала воду и двигалась с плохой координацией, но рано или поздно ритм приходил, а дыхание выравнивалось, и она будто бы могла плавать вечно. Теперь же ей предстояло узнать, как далеко и долго она сможет проплыть.
Со всех сторон ее толкали небольшие волны, но Хелен к ним приспосабливалась. Теперь она вдыхала не на каждом втором движении, а на каждом третьем – так казалось, будто она плывет быстрее и более умело.
Когда, по ее подсчетам, прошло столько времени, сколько потребовалось бы, чтобы проплыть в бассейне полтора километра, Хелен стала отдыхать и перебирать ногами, просто падая и поднимаясь вместе с волнами. Она снова подумала о дочери, но теперь это уже не мотивировало – огни на берегу по-прежнему оставались слишком далеко. Хелен всхлипнула от парализующего чувства беспомощности, снова расходуя энергию.
Тогда она подумала о красном ухмыляющемся лице свиньи-рулевого и его подручных, Филе и Ричи. Несправедливо, что такие твари могут сделать ее дочь сиротой. Их обязательно поймают и накажут – Хелен хотелось в это верить. Ее мама знает, где она собиралась жить… Кэрол допросят полицейские…
Затем Хелен стала размышлять о статуэтке, присланной ее дочери в Уолсолл отсюда. Единственным человеком, знавшим адрес, была Кэт. Кому она его сообщила, тем самым подвергнув Вальду и маму Хелен опасности? Записи Линкольна существовали только на дисках, но похитители Хелен этого не знали – с их точки зрения, звуки из пещер могли по-прежнему оставаться на жестком диске компьютера у нее дома в Уолсолле. Если эти люди пошли на такое ради нескольких дисков, что они сделают, чтобы добраться до компьютера?
Мать и дочь Хелен находились в опасности – об их существовании знали люди, обрекшие Хелен мучительно умирать от гипотермии в холодной воде. При этой мысли (и от страха, что не чувствует полностью ног ниже колен) Хелен снова поплыла. Но теперь убить Кэт ей хотелось даже больше, чем троих мужиков в лодке.
Подняв голову и сделав вдох, Хелен опускала лицо в вечную холодную темноту под поверхностью, мелко-мелко выдыхая через нос. Иногда от ярости она рычала на холод и воду, понимая при этом, что ей становится трудно думать ясно, удерживать мысли в голове дольше секунды. Она уставала – от монотонных движений руками, оттого, что приходилось переворачиваться с боку на бок и не забывать ударять по воде ногами: все это поглощало энергию, которую и без того понемногу высасывал холод.
Но Хелен продолжала подниматься и опускаться на небольших волнах, работать длинными бледными ногами, пронзать воду руками – снова и снова, снова и снова.
«Вальда, Вальда, Вальда и огни.
Вальда, Вальда, Вальда и огни.
Вальда, Вальда. Вальда и огни».
30
Паркет за дверью заскрипел под ногами Бороды, и Кэт отдернула руку от беспорядочного содержимого деревянного ящика. Рука так дрожала, что уронила баллончик.
Перегнувшись в поясе, она стала искать небольшую «пулю» на ковре, но никак не могла ее ухватить. Это привело Кэт в такую ярость, что она вот-вот готова была бить и кусать себя; в отчаянии она рванулась вперед и наконец-то почувствовала холодный цилиндр в своей ладони.
Борода снова ходил вниз. Если бы он двигался по лестнице чуть менее медленно и лениво, то застал бы Кэт с открытым ящиком. Она сунула металлическую капсулу в карман штанов для пробежки.
Времени ликовать по поводу найденного оружия не было. Кэт посмотрела на ящик, вылезший из-под кровати.
На площадке Борода поставил кофейную кружку на деревянную табуретку. Кэт, не успев подумать, чуть сдернула одеяло с кровати, накрыв им открытый ящик и свои босые ноги.
– Че делаешь? – в дверном проеме появилось бородатое лицо. Голос Бороды охрип от усталости, скуки и недосыпа. Глаза, красные от телевизора, алкоголя и того же недосыпа, опустились на одеяло на полу.
– В туалет иду, – ответила Кэт, притворно зевнув, чтобы скрыть тревогу, которая в свете с лестничной площадки непременно проявится.
Она заскользила к двери. Борода дал ей дорогу, хотя на протяжении нескольких секунд Кэт не дышала, готовая ощутить грубые руки на своих плечах, почти слыша его крик «Что это?» при виде выпирающего кармана. А потом он ее обыщет. Интересно, баллончик видно? Кэт прикрыла его рукой.
А потом оказалась в туалете. Прижавшись спиной к двери, она запихала в рот полотенце, чтобы лихорадочное дыхание не было слышно.
Теперь в кармане Кэт лежал баллончик. «Баллончик!» Использовать его на человеческом лице – совсем другое дело, но она к этому понемногу, сантиметр за сантиметром, шла. Кэт это сделала, черт побери.
«Ублюдки», – беззвучно прошептала она в адрес двери.
Ей придется распылить спрей в это идиотское бородатое лицо с близкого расстояния, на площадке и как можно скорее. Его тело казалось слишком крупным и плотным для этого – его было так много. Крошечный баллончик размером чуть больше тюбика губной помады, умещающегося в женский клатч, выглядел совершенно жалким – что он сделает этому здоровяку?