– Угощайся и ты.
Дед снова протянул мне мухомор.
– Спасибо, я недавно завтракал, – корректно отказался я.
– Тогда чего ты хочешь?
Дед исподлобья посмотрел на меня подслеповатыми глазами.
Оп-па, опаньки! Приехали! Вопросы начались по второму кругу. Маразм в деревне Бубякино не просто крепчал, штормил.
– Пятую ногу у Барбоса увидеть хочет! – подсказал птеродактиль Ксенофонт.
Бомж заперхал, захихикал, и птеродактиль затрясся на плече, роняя из пасти крошки мухомора.
– Ну ты, полегче! – возопил последний пальцекрылый. – Кайф не ломай!
– Он что хочет увидеть, – продолжая вздрагивать от смеха, спросил дед, – кончик или по самый локоть?
Давясь мухомором, загоготал непонятно чему и птеродактиль Ксенофонт.
– По… по… колено… – поправил он, и теперь они вместе дружно зареготали.
– Эт… эт, мил человек… – смахивая слезу, выдавил из себя дед-бомж, – ты не к нам… к Барбосу обращайся… Он тебе покажет… Пятую ногу… Может, и во всю длину…
– Но смотреть не советую! – предупредил птеродактиль Ксенофонт.
Я промолчал. Кузьминична предупреждала о том же.
– А ещё чего ты хочешь? – отсмеявшись, снова спросил меня дед.
– Ещё хочет узнать, что такое дрынобула, – сообщил птеродактиль Ксенофонт, не дав мне и рта открыть.
«Вещая птица, однако, этот птеродактиль, – только и подумал я. – Если, конечно, птеродактиля можно назвать птицей».
– Чавой? – недопонял бомж и приложил ладонь к уху. Старый дед, не только подслеповатый, но и глуховатый.
– Дрынобулой, говорю, интересуется! – гаркнул ему в ухо птеродактиль.
– А… – разочарованно протянул дед. – Я-то думал, его дрынобула интересует…
– Нет! – снова гаркнул птеродактиль Ксенофонт. – Его интересует исключительно дрынобула!
По спине пробежал холодок, и я во все глаза уставился на птеродактиля. Глухота деда была более-менее объяснима, но птеродактиль в честь чего вдруг стал тугим на ухо? Мухоморов объелся или опять выпендривается?
– Жаль, что не дрынобула, – сокрушённо покачал головой дед и с сожалением посмотрел на меня. – Я бы многое мог о дрынобуле рассказать… Дрынобула – это да! Это вещь. Всем вещам вещь. Без неё никуда. Правильно я говорю? – обратился он к птеродактилю.
– Эт точно, – согласился птеродактиль Ксенофонт. – Куда ж без неё? Без дрынобулы и человек не человек, и аппарат не аппарат.
От их идиотского диалога, полунамёков и недосказанности у меня начала тихонько кружиться голова. Причём как-то странно: сама голова, то есть череп, вроде бы оставался на месте, зато мозги в черепной коробке начали колебаться вокруг вертикальной оси туда-сюда.
Пользуясь моментом, пока они беседовали друг с другом и не обращали на меня внимания, я начал тихонько отступать. Но не тут-то было.
– Ты куда?! – дурным голосом возопил птеродактиль Ксенофонт, заметив мой манёвр. – Якшаться с нами не желаешь?! Интеллигента из себя корчишь?! Укушу!!!
Он распахнул зубатую пасть во всю ширь и безумными глазами уставился на меня.
Я замер на месте.
– Да я так… Никуда не…
Дед достал из кузовка громадный мухомор, размял его в руке и залепил крошевом пасть птеродактиля.
– Помолчи, наркоман хренов, – урезонил он птеродактиля и посмотрел на меня. – Вот так с ним всегда. Нажрётся мухоморов, а потом рвётся всех кусать. Не пойму, как ему до сих пор зубы не повыбивали?
Птеродактиль возмущённо промычал набитой пастью, я тактично промолчал.
– Итак, чего ты ещё хочешь? – опять спросил бомж.
Он с прищуром смотрел на меня, и взгляд у него уже был не подслеповатый, как вначале, а острый и проницательный. Определённо, и со слухом у него всё в порядке.
Вещий птеродактиль хотел сообщить очередное моё желание, но из набитой мухомором пасти выдавилось лишь невразумительное мычание.
– Больше ничего… – промямлил я и снова принялся пятиться. – Извините, мне пора… Дела ждут…
– Пора, так пора, – пожал плечами дед. – Дела, так дела.
Птеродактиль Ксенофонт возмущённо захрипел, судорожно забил крыльями, замотал головой, разбрасывая из пасти крошево мухомора.
– До свиданья… – выдохнул я, пятясь всё быстрее.
– Бывай… Ежели мухоморчиков захочешь, заходи. Для дорогого гостя гостинчик всегда найдётся.
Бомж отвернулся, и я стремглав выскочил сквозь крапиву на улицу. Крапива за мной вновь сомкнулась, скрыв с глаз одиозную парочку, и я перевёл дух.
– Ты чего это… – сипло заперхал из-за крапивных зарослей птеродактиль Ксенофонт, откашливаясь крошкой мухомора, – ты чего это мои мухоморы всяким пришлым предлагаешь?!
«Чревовещание…» – ухватился я за первое пришедшее в голову объяснение. Логики в объяснении было с соломинку, но должен же утопающий за что-то хвататься? Видел на эстраде всяких чревовещателей, но птеродактиль Ксенофонт давал сто очков вперёд любой кукле. Как настоящий…
А затем мне стало не до чревовещателей и их кукол – пробираясь сквозь заросли, я напрочь забыл, что они крапивные, сильно ожёг кисти рук, и боль настигла меня, как это всегда бывает, с некоторым опозданием. Я запрыгал на месте, затряс руками. Кисти рук на глазах начали багроветь, покрываясь волдырями, но боль постепенно стала утихать, сменяясь нестерпимым зудом.
– Пописай на руки, легче будет, – посоветовал чей-то унылый голос.
Я ошарашенно огляделся, но улица по-прежнему была пустынной. Ничего вокруг не изменилось: всё тот же ковровый газон под ногами, те же привилегированные коттеджи, те же палисадники за штакетниками…
У ближайшего коттеджа на штакетнике сидела забытая кем-то кукла из голубой мутно-прозрачной пластмассы. Кукла была похожа на малайского долгопята-привидение: грустная мордочка, громадные янтарные глаза, застывшие в вечном удивлении, длинные суставчатые пальцы, крепко охватившие штакетину. Кукла была сделана мастерски, и если бы не странная голубая полупрозрачная пластмасса, из которой отлили тельце, её можно было принять за живую зверушку.
«Ещё одна…» – индифферентно подумал я и шагнул к кукле, растирая зудящие от крапивы руки.
– Это ты со мной разговаривала? – напрямую спросил я.
Кукла приоткрыла скорбный рот и грустно призналась:
– Я.
Я ничуть не удивился. Устал удивляться. Куклой больше, куклой меньше… И кто у этой куклы чревовещатель, меня не интересовало. Деревня сплошных циркачей и кукловодов. И Наполеонов Бонапартов. Последних, правда, я пока не встретил, но завтра обещали познакомить с пришельцами. И в этом шеф оказался прав, будто предрёк, – не только птеродактили могут быть вещими.