– Какая?
– Кобеля мне отдашь, а? Может, продашь?
– Друзья, как ты знаешь, не продаются.
– Не отдашь, отберу! – твёрдо сказал Митька.
– Успокойся, я подумаю, – не стал спорить Егор.
Мясо убитого медведя носили из леса всей бригадой.
Управились далеко затемно. Утром ждали самолёт.
– Раньше обеда не вылетит, я знаю, рано с нашего аэродрома ни один самолёт не поднимется, – сказал Митька.
Он взял кастрюлю, налил воды и поставил вариться медвежьи лапы.
– Это зачем? – Дед Егор вопросительно посмотрел на напарника.
– Закуска.
– Подо что? Под чай?
– Нет, дед, не угадал. Я с летунами кое о чём договорился. Обещали!
– Ай да Митька! Человек! – загалдели все вокруг. – Если не обманут, то лапоточки мишкины в самый раз.
Теперь самолёт ждать стало ещё интереснее.
Самые нетерпеливые то и дело выходили на мороз. Вслушивались, не гудит ли над тайгой мотор. Нет, тишина! Осмотрев до боли в глазах небо и промёрзнув на улице, уходили в барак. Как только пропадал за дверью один, на улице тут же появлялся другой. Самолёт, как и предполагал Митька, закружил над озером после полудня.
– Летит! Летит! – ворвался в барак один из рыбаков. – Кружит!
Все выскочили из-за стола и высыпали на улицу. Самолёт зашёл на посадку, лыжи коснулись снега, и Ан-2 заскользил по ледяной поверхности Голубого озера. Только снежный вихрь сзади. Как и в прошлый раз, кукурузник развернулся в отдалении и через несколько минут уже глушил винты перед бараком.
– Как план? – первым делом задали вопрос лётчики. – А то директор промхоза в аэропорту испереживался!
– На двести процентов!
– Чаем нас угостите? Строганинки хочется.
– Всё давно накрыто! Просим в хату!
– Тогда принимай заказ. – Один из лётчиков протянул мужикам ящик водки.
– Ох, молодцы! Не забыли. Мы вас самой отборной рыбой отблагодарим. И мясца подкинем.
– Сохатого завалили?
– Нет, Митька медведя вчера затоптал.
– Как так?
– Сейчас расскажем. Он там лапы медвежьи варит. Сам раненый.
– Пойдём послушаем…
Ящик водки члены бригады выпили и не заметили. Не пили только лётчики.
– Ещё осталось? – спросил кто-то.
– Всё, хана! Продолжить можно будет в посёлке.
– Тогда пора!
– И то правда. – Командир экипажа стал собираться. – Мы к самолёту, а вы не затягивайте с погрузкой. И так времени вон сколько потеряли.
Двадцать бутылок водки на девятерых – это немало. Мужиков пошатывало. Они стали грузить в самолёт рыбу и весь свой скарб.
– Быстрее, быстрее! – торопили лётчики. – Чем скорее взлетим, тем раньше в посёлке будем. Ещё к закрытию магазина успеете…
Последним в самолёт запрыгнул Кучум. Дверь салона закрылась.
– От винта! – крикнули все хором. Винт кукурузника зажужжал, раскручиваясь. Самолёт дёрнулся, набрав скорость для взлёта, оторвался от земли…
Мороженая рыба, лежавшая в мешках и в спешке никем не закреплённая, сдвинулась с места и поехала по салону. Никому до этого не было дела. Секунды, и мешки оказались в хвосте самолёта. Центровка была нарушена, из-за чего Ан-2 завалился и рухнул на лёд. Лёд выдержал, не проломился…
Прибывшие на следующий день на место катастрофы спасатели обнаружили обломки самолёта и погибших людей. Между ними бегала западносибирская лайка…
Случай на промысле
Начало ноября. Лист с деревьев давно опал, трава засохла. В тайге стало по-зимнему светло и просторно, хотя большого снега ещё не было. Первый снежок выпадал с началом заморозков месяц назад. Но он тут же таял, оставляя на земле после себя только лужи. Затем несколько дней лили проливные дожди. Снова заморозки, и опять лужи и снег. Тепло. Ничего не скажешь, осень. Наконец установились морозы, стоявшие несколько дней подряд.
Довольно крупный самец бурого медведя к зиме начал готовиться заранее. Он усиленно поедал ягоды рябины, черёмухи, добывал кедровые орехи. Для этого, несмотря на свой вес и кажущуюся неуклюжесть, залезал на кедры и сбивал шишки. Один раз ему повезло, и он задавил молодого лося, который случайно оказался у него на пути.
Медведь почуял его первым и скрал, когда сохатый кормился, сосредоточив всё своё внимание на еде. В два прыжка настиг, после чего коренастое медвежье тело взлетело над землёй, тупые на концах когти пробили лосиную шкуру, а мощные челюсти с огромными зубами в один миг перекусили шею добычи. Бычку удалось сделать всего несколько шагов, он остановился, зашатался и медленно осел на землю. Предсмертный хрип, и лось затих навсегда. Медведь ещё несколько минут сдавливал челюсти на лосиной шее, словно боялся, что лось поднимется и ему не удастся его остановить. Наконец челюсти разомкнулись, и над лосиным телом поднялась медвежья голова с большим широким лбом. Короткие уши, едва выдающиеся из окружающего их меха, были напряжены. Зверь слушал. Маленькие глаза, налитые кровью, злобно смотрели на окружающий мир. Он получил, что хотел, и никому отдавать добычу не собирался.
Но у медведя врагов в округе не было, кроме его же собратьев. Других медведей поблизости не оказалось, поэтому зверь успокоился, разорвал лосю брюхо и насытился ещё не успевшими остыть внутренностями. Последние дни перед морозами медведь жил рядом с добычей, поедая её изо дня в день. Он редко удалялся к речке, чтобы утолить жажду. А напившись чистой холодной воды, возвращался к недоеденной добыче и ложился недалеко, в рябиннике. Лежал, время от времени настороженно слушая, или с шумом втягивал в себя холодный осенний воздух – вдруг кто-то из собратьев надумает полакомиться его добычей. Таких не нашлось.
Когда лось был съеден практически полностью, медведь почувствовал, что скоро выпадет снег. И чтобы не быть застигнутым врасплох перед залеганием в зимнюю спячку, наконец оставил это место и направился в сторону огромной лесной гари, где вот уже несколько лет кряду зимовал и где все эти годы его никто не беспокоил.
Берлогу медведь подготовил ещё несколько недель назад. В этот раз он поленился идти далеко в глубь сгоревшего леса и подыскал подходящее, по его мнению, место на краю гари. Несколько дней копал берлогу. Нагрёб возле неё внушительную кучу «земли-копыни». Ровнять не стал. Найдя росшую неподалёку ёлку, старательно надрал зубами и когтями еловой коры и веток, потом набрал мха и из всего этого приготовил мягкую подстилку.
Идя на место зимовки, зверь мастерски путал и скрывал следы и свой последний ход на лёжку в берлогу. Для этого, используя характер местной тайги, незамерзающие мелководные ручьи и речки, ветровалы, небольшие болота, он оставлял после себя сдвоенные тропы, сложные заходы и выходы, петли. Наконец медведь сделал «пяту» – дал конечный след перед залеганием на лёжку, чётко определившись в направлении на север. Добравшись до берлоги, медведь залёг на всю зиму…