— Тем лучше для вас, милорд, — ответил Варни, — то есть, как можно предполагать, если таково ее настроение, раз вы думаете, что вам нечего надеяться стать ее супругом. Вы ее любимец и можете им остаться, если леди в Камнор-холле будет по-прежнему пребывать во мраке неизвестности.
— Бедная Эми, — сказал Лестер с глубоким вздохом, — ей так хочется, чтоб ее признали перед богом и людьми!
— Да, но вот что, милорд, — промолвил Варни, — разумно ли ее желание? Вот в чем дело. Ее религиозные сомнения устранены, она — высокочтимая и любимая супруга, наслаждающаяся обществом своего мужа, когда более важные обязанности позволяют ему уделить ей некоторое время. Чего же ей еще надо? Я уверен, что столь кроткая и любящая леди согласится лучше прожить всю жизнь несколько уединенно — впрочем, не в большей степени, нежели в Лидкот-холле, чем хоть на йоту уменьшить честь и величие своего супруга, пытаясь разделить их с ним раньше, чем это возможно.
— В твоих словах есть доля истины, — ответил Лестер, — ее появление здесь сейчас было бы просто роковым. И, однако, ее должны увидеть в Кенилворте. Елизавета не забудет, что отдала такое приказание.
— Разрешите мне отправиться спать сейчас, когда мы столкнулись с этой сложной задачей, — попросил Варни. — Иначе я не смогу довести до конца замысел, который мне предстоит выковать. Я полагаю, что он удовлетворит королеву, понравится высокочтимой леди и при этом оставит роковую тайну нераскрытой. Будут ли у вашей милости еще какие-нибудь поручения ко мне в эту ночь?
— Я хочу побыть один, — сказал Лестер. — Уходи, но поставь на стол мою стальную шкатулку. Будь поблизости, чтобы я в любой момент мог тебя позвать.
Варни удалился, а граф, открыв окно, долго и с тревогой всматривался в блистающую россыпь звезд, мерцавших в великолепии летнего небосвода. Как бы невольно у него вырвались слова:
— Никогда еще я так не нуждался в благосклонности небесных светил, ибо мой земной путь омрачен тьмой и туманом.
Хорошо известно, что в те времена существовала глубокая вера в нелепые предсказания общепризнанной астрологии, и Лестер, хотя и далекий от суеверий, в этом отношении был не выше своей эпохи, — напротив, о нем говорили, что он покровительствует представителям этой мнимой науки. Действительно, желание заглянуть в будущее, столь свойственное всем людям, особенно часто встречается среди тех, кто связан с государственными тайнами, опасными интригами и коварством придворной жизни.
Внимательно осмотрев стальную шкатулку, как бы желая убедиться в том, что ее никто не открывал и что замок не поврежден, Лестер повернул ключ и вынул из нее сначала горсть золотых монет, которые он положил в шелковый кошелек. Затем он извлек пергамент, испещренный знаками планет, линиями и цифрами, употребляющимися при составлении гороскопа, и в течение нескольких минут пристально разглядывал его. Наконец он достал большой ключ, раздвинул ковер, покрывающий стены, и вложил ключ в замок маленькой потайной двери в углу комнаты. Он открыл дверь, и там обнаружилась лестница в стене.
— Аласко, — произнес граф, повысив голос, чтобы его мог услышать обитатель башенки, куда вела лестница. — Аласко, ты слышишь меня, спустись ко мне!
— Иду, милорд, — отозвался голос сверху. Затем на узкой лестнице послышались медленные старческие шаги, и в покои графа вошел Аласко. Астролог был крохотный человечек; он казался очень старым из-за длинной белой бороды, струившейся по черной одежде до шелкового пояса. Почтенная седина убеляла его голову. Но его брови были столь же темными, как и оттеняемые ими острые, пронзительные черные глаза, и эта особенность придавала облику старика дикий и своеобразный характер. Щеки его были свежи и румяны, а глаза зоркостью и даже свирепостью напоминали крысиные глазки. Его манеры были не лишены достоинства, и звездочет, хотя и держался почтительно, по-видимому чувствовал себя весьма свободно и даже позволял себе наставительный и повелительный тон в разговоре с первым фаворитом Елизаветы.
— Ваши предсказания не сбылись, Аласко, — сказал граф, когда они обменялись приветствием, — он поправляется.
— Сын мой, — ответствовал астролог, — позвольте напомнить вам, что я не давал ручательства в том, что он умрет. А кроме того, нет таких предсказаний, основанных на внешнем виде и сочетании небесных тел, которые не были бы подвластны воле небес. Astra regunt homines, sed regit astra Deus.
[81]
— Что толку тогда в вашей магии? — спросил граф.
— Толку много, сын мой, — ответил старик, — ибо она может предсказать естественный и вероятный ход событий, хотя он и подчинен высшей власти. Так, например, взглянув на гороскоп, который ваша милость предложила мне изучить, вы заметите, что Сатурн, находясь в шестом доме и в противостоянии Марсу и уйдя из Дома жизни, обязательно означает долгую и опасную болезнь, исход коей во власти небес, хотя может последовать и смерть. Однако если бы я узнал имя этого лица, я составил бы еще один чертеж.
— Его имя — тайна, — сказал граф, — хотя должен признаться, что твое предсказание не было ложным. Он был болен, и притом опасно, но не умер. А составил ли ты мне еще один гороскоп, как тебе приказал Варни, и готов ли ты сообщить, что говорят звезды о моем теперешнем положении?
— Мое искусство повинуется вам, — сказал старик. — Вот, сын мой, карта твоей судьбы. Как указывают эти благословенные знаки, влияющие на нашу жизнь, твоя судьба блистательна, хотя и не свободна от тревог, трудностей и опасностей.
— Будь это иначе, мой удел не был бы уделом всякого смертного, — возразил граф. — Продолжайте, отец мой, и поверьте, что вы беседуете с тем, кто готов покориться своей участи и в делах, и в любви, как это подобает английскому вельможе.
— Твое мужественное стремление действовать и страдать должно подвергнуться еще большему испытанию, — ответил старик. — Звезды указывают на еще более величественный титул, на еще более высокий сан. Ты сам должен угадать, что это означает, и я не должен говорить тебе об этом.
— Скажи, заклинаю тебя, скажи, я приказываю тебе! — воскликнул граф, и взор его заблистал.
— Я не могу и не хочу, — ответил старик. — Гнев сильных мира сего подобен ярости льва. Но внемли и суди сам. Вот Венера, восходящая в Дом жизни и сочетающаяся с Солнцем, струит вниз поток серебряного света с оттенками золота, и это предвещает власть, богатство, почет — все, чего жаждет гордое сердце мужчины, да притом в таком изобилии, что никогда будущий Август древнего и могущественного Рима не слышал такого предсказания славы от своих гаруспиков, как моя магия может поведать моему любимому сыну, прочитав эти щедрые письмена.
— Да ты просто смеешься надо мной, отец мой, — произнес граф, изумленный пафосом, с которым астролог изложил свое предсказание.
— Пристало ли шутить тому, кто уже возводит взоры к небу, стоя одной ногой в могиле? — торжественно ответствовал старик.