Концовка фильма! Ей-богу, теперь я ее вспомнил! Она происходит через миллион лет, в будущем! Ну конечно! Кальций! Ну конечно! Все еще не вспоминается миллион лет до нее. Остается пробелом. Возможно, благодаря последовательному припоминанию заключительного сегмента этот огромный провал вернется сам собой, или хотя бы получится восстановить его по частям. Как кинокритик, киноман, режиссер, наперсник покойного Джозефа Кэмпбелла (при жизни, конечно же! Ха-ха!), изобретатель и, возможно, единственный практик кинопросмотра задом наперед, я считаю себя чрезвычайно и уникально подготовленным для обратной реконструкции сюжета. Прямо как мой новообретенный друг Кальций. Мы во многом похожи — этот самый непохожий на других муравей и я.
И вот так просто возникает полностью вспомненный конец фильма Инго. Где же все это время он был погребен в этом чудовищном чуде под названием мой человеческий мозг? Как был погребен? Ответа нет, но концовка тем не менее — вот она. Я уверен. А фильм в пещере — неправильный, ложный, поддельный, дезинформирующий вздор (но ради чего и от кого?). Вот остаток настоящего фильма. Да, многое еще отсутствует. Еще отсутствует миллион лет. Не говоря уже о всех путаных и взаимоисключающих моментах, продолжающих сосуществовать в теле фильма, а также пропусках и прочем, но эти противоречия и отсутствующие отрывки есть и в воспоминаниях о моей собственной жизни. Быть может, как раз это и пытался сказать своим фильмом Инго: такова неразбериха человеческого разума, и не только моего. А может, и только моего, ведь фильм, кажется, снят для меня и только меня одного, но при этом разве в той пустой версии, которую я недавно видел, Инго не сказал, что до меня были и другие зрители, и не намекнул, что другие зрители будут и после? Так что я вообще уже ничего не знаю. Но знаю одно: вот он, конец. Так что, возможно, смогу додумать и остальное. Пока что я знаю вот что:
Глава 80
Фильм кончается через миллион лет, в будущем. Люди давно вымерли. Основное существо на планете — гиперразумный муравей. Всего один. Все остальные муравьи — те же самые нормальные тупые муравьи нашего времени. В смысле, конечно, не тупые, потому что муравьи, спору нет, интересные и таинственные насекомые, как я и говорил, et chetera, но этот самый умный муравей знает исчисление, интегральное исчисление и умеет летать, но не как крылатые муравьи. Этот умеет летать на истребителе, который построил собственными руками. А, и у этого муравья есть руки. Четыре. И две ноги. В общем, этот муравей, почему-то назвавшийся Кальцием (намекая на свои калькуляционные навыки?), хоть остальные животные не настолько умные, чтобы вообще понимать идею имени, господствует на планете. Но даже со всей своей властью, особняками и драгоценностями он очень одинок, потому что ему не с кем разделить жизнь. Какое-то время он живет с муравьихой, которую звал Бетти (и искренне любил), но она не представляет, что происходит, просто то и дело пытается вернуться обратно в колонию, тыкаясь в стены особняка. В конце концов он ее отпускает и смотрит вслед под песню Пола Саймона — кажется, «Зови меня Эл», которую, по размышлении, наверняка взяли из-за этих строчек:
Меня беречь ты будешь,
Чтоб о тебе я пел.
Тебя звать буду Бетти,
И, Бетти, если хочешь,
Зови меня Эл.
Вся остальная песня не очень подходит, насколько я могу судить. В конце концов, муравья зовут Кальций, а не Эл и даже не Альций. Так или иначе, Бетти уходит, и Кальций (Эл?) одинок. Он читает. Он смотрит брейнио. Он глядит на звезды и дивится безмерности космоса. Он трудится в лаборатории, изобретая вечные двигатели и различные препараты в помощь человечеству — в смысле муравечеству.
У одного из изобретенных им препаратов есть необычное и неожиданное свойство. Он путешествует назад во времени. По крайней мере, так заподозрил Кальций, потому что обнаружил капсулу в отделе «Вторник» своей еженедельной таблеточницы, хотя изобрел ее только в среду. На следующий день таблетка лежит в отделе «Понедельник». «Как это может быть?» — гадает вслух Кальций. Раскрывает капсулу, чтобы изучить гранулы лекарства, но они мгновенно исчезают.
— В прошлое? — снова гадает он, тоже вслух.
Заглядывает в лаборатории в банку с таблетками, но обнаруживает, что и они пропали.
— В прошлое? — снова гадает он и снова вслух. — Что же я сделал? И вопрос важнее: что сделало с прошлым мое открытие, если вообще что-то сделало?
Вопрос Кальция заставляет зрителя переосмыслить весь фильм: чем путешествующий во времени препарат Кальция повлиял на прошлое? Обретают ли новый смысл некоторые самые запутанные эпизоды предшествующей киноистории? Или теряют смысл?! Или остаются по смыслу точно такими же?
— Не существую ли я сам в этом времени, — гадает Кальций (в этот раз молча, но в муравьином закадре), — только потому, что отправил назад это фармацевтическое создание? Прошлое, которое я создал, создало меня? Надо погрузиться в свои многочисленные дневники и графики, чтобы узнать, не найдется ли там что-нибудь о путешествующем обратно во времени химическом соединении.
Скоро Кальций находит в дневнике любопытную запись трехдневной давности:
«Странно, — писал он, — оказывается, кажется, будто может показаться, что среди моих друзей, других муравьев, началась слабая вспышка ранее неизвестной болезни: симптомы гриппа, легкая слабость. Не знаю, чем ее можно объяснить. Болезнь кажется незначительной. Возможно, стоит вернуться в лабораторию и поработать над лекарством, просто на случай, если в следующие дни их симптомы усугубятся».
Не поэтому ли он и разработал это самое лекарство, которое стало путешествующим во времени созданием? Ум заходит за разум, как мой, так и Кальция.
В дневниковой записи четырехдневной давности он натыкается на следующее: «Похоже, среди некоторых моих друзей началась вспышка болезни: ужасные симптомы гриппа, сильная тошнота, единичные летальные исходы. Я обязан приступить к созданию лекарства».
Днем ранее: «Что происходит? Ни с того ни с сего началась крупная вспышка ужасных, ужасных симптомов гриппа и чрезвычайно сильной тошноты, среди моих друзей множество смертей. Лекарство! Лекарство! Думай, Кальций, думай!»
Еще днем ранее: «Все мои друзья мертвы. Почему? Как? Что за кошмарная хворь их прибрала? Ах, если бы у меня было лекарство!»
И днем ранее: «Все мои друзья внезапно стали ожившими зомби! Я растерян. Изобрести ли лекарство? Но от чего? Можно ли исцелить зомбизм? Есть ли вообще слово „зомбизм“? Некогда проверять в словаре моего авторства! Они скоро нападут! У меня почти нет надежды!»
Днем ранее: «Мой особняк подпалили зомби, которыми внезапно, без предупреждения, стали все мои собратья-муравьи. Уже ничего не поделать. Перестраивать? К чему. Все пропало».
Как необычно, размышляет Кальций. Разрушение происходит задом наперед, забираясь в прошлое. Сегодня мой особняк на месте, вчера — разрушен. Что за новый ад я породил?