Эдинбургская темница - читать онлайн книгу. Автор: Вальтер Скотт cтр.№ 43

— Все хорошо, сэр, благодарю вас, — сказала бедняжка тоном, в котором никто не узнал бы задорную и живую Лилию Сент-Леонарда. — Все хорошо, даже слишком хорошо для меня.

— Негодяй, кто довел тебя до этого, Эффи! — сказал Шарпитло.

Слова эти были подсказаны отчасти чувством сострадания, которого даже он не был совершенно чужд, хоть и привык играть чувствами других и не обнаруживать собственных; отчасти же — стремлением перевести разговор на нужную ему тему. В этом случае оба мотива удивительно хорошо сочетались, ибо, говорил себе Шарпитло, чем больший негодяй этот Робертсон, тем большей заслугой будет его поимка.

— Экий негодяй, — повторил он. — Попадись он мне только!

— Я, может, больше его виновата, — сказала Эффи. — Меня с детства учили, что хорошо, а что дурно, а он, бедный… — Тут Эффи замолчала.

— С детства был негодяем, — сказал Шарпитло. — Он, кажется, не из наших мест и знался только с этим бродягой Уилсоном, так ведь?

— Лучше бы он с ним никогда не встречался!

— Правда твоя, Эффи, — сказал Шарпитло. — А где ты обычно встречалась с Робертсоном? Кажется, в Лэй Калтоне?

До сих пор ему удавалось получать ответы благодаря тому, что вопросы его искусно следовали за ходом собственных мыслей простодушной и удрученной девушки, которая начала как бы думать вслух; этого опытный собеседник без труда может добиться от людей по природе рассеянных или чем-нибудь сильно потрясенных. Но последние слова следователя слишком походили на прямой допрос и Эффи сразу очнулась.

— Что я сделала? — спросила Эффи, выпрямляясь и быстро откидывая спутанные волосы с исхудалого, но все еще прекрасного лица. Она устремила на Шарпитло испытующий взгляд. — Ведь вы джентльмен, сэр, вы порядочный человек и не станете подслушивать, что говорит несчастная, которая себя не помнит…

— Я ведь для твоей же пользы, — сказал Шарпитло успокаивающим тоном. — Для тебя всего лучше было бы, если бы мы изловили негодяя Робертсона.

— Не оскорбляйте того, кто вас не оскорблял, сэр… Робертсон? Я на него никаких жалоб не имею.

— Если ты себя не жалеешь, Эффи, ты бы подумала, какое горе причинила своей семье, — сказал представитель закона.

— Господи! — вскричала Эффи. — Бедный отец! Бедная моя Джини! Это мне всего горше… О сэр, если есть у вас капля жалости, — а то здесь все как вот эта каменная стена! — велите впустить ко мне сестру, когда она в другой раз придет. А то я слышу, как ее гонят от дверей, а сама не могу дотянуться до окна и хоть одним глазком на нее взглянуть! Этак с ума сойдешь! — И она посмотрела на него так умоляюще, что поколебала его решение.

— Хорошо, — начал он, — ты увидишься с сестрой, если скажешь мне… — Но он тут же прервал себя и поспешно добавил: — Ладно! Увидишься с сестрой так или иначе! .. — С этими словами он вышел из камеры.

Увидя Рэтклифа, он заметил:

— Ты прав, Рэт, от этой девчонки не добьешься толку. Одно ясно: отец ее ребенка не кто иной, как Робертсон; значит, это он придет сегодня к могиле Мусхета. Тут-то мы его и изловим, Рэт, не будь я Гедеон Шарпитло!

— Но если это так, — сказал Рэтклиф, у которого не было никакой охоты ускорить поимку Робертсона, — если это так, мистер Батлер должен был бы признать в том человеке, который повстречался ему в Королевском парке, того самого, кто надел платье Мэдж и вел за собою мятежников.

— Не обязательно, — ответил Шарпитло. — Дело было в темноте и в суматохе. Да еще к тому же жженая пробка или краска… Ты ведь и сам умеешь так перерядиться, что тебя не признал бы даже твой хозяин — сатана.

— И то верно, — сказал Рэтклиф.

— К тому же, дурень ты этакий, — продолжал с торжеством Шарпитло,

— священник ведь сказал, что человека, который встретился ему в парке, он как будто видел раньше, да только не помнит, где и когда.

— И то правда, ваша милость, — сказал Рэтклиф.

— Ну так мы с тобой пойдем сегодня его ловить.

— Много ли проку от меня будет, ваша милость? — сказал неохотно Рэтклиф.

— Проку? — переспросил Шарпитло. — Ты нас поведешь — ведь ты знаешь дорогу. К тому же я не намерен спускать с тебя глаз, приятель, пока не захвачу того.

— Что ж, сэр, — согласился Рэтклиф, не слишком довольный. — Будь по-вашему. Только он человек отчаянный.

— А мы, — ответил Шарпитло, — прихватим с собой все, что надо, чтобы образумить его.

— И вот еще что, — продолжал Рэтклиф, — ночью я ведь, пожалуй, не найду дороги к Мусхетову кэрну. Днем еще туда-сюда, а при луне, когда там столько камней, и все один на другой похожи, как угольщик на черта, где уж тут найти дорогу! Это все равно что ловить луну в воде.

— Что это значит, Рэтклиф? — сказал Шарпитло, устремляя на непокорного зловещий взгляд. — Ты, видно, забыл, что твой смертный приговор еще не отменен.

— Нет, сэр, — сказал Рэтклиф. — Не так-то легко это забыть. Раз ваша милость приказывает идти, я что ж? Я пойду. А только можно бы найти проводника получше — вот хоть эту самую Мэдж Уайлдфайр.

— Черта с два! Надо быть таким же сумасшедшим, как она, чтобы взять ее в проводники.

— Как будет угодно вашей милости, — ответил Рэтклиф. — Я бы ее уговорил, а дорогу она знает; ведь она редко когда ночует дома, а летом всю ночь бродит по горам — такая уж дурочка.

— Что же, — сказал следователь, — если ты думаешь, что она нас доведет… Только гляди, ты мне отвечаешь головой.

— Ну что тут будешь делать! — сказал Рэтклиф. — Видно, такому, как я, на честный путь не попасть, как ни старайся.

Так размышлял он про себя, оставшись на несколько минут один, пока блюститель правосудия отдавал нужные приказания и получал приказ на арест Робертсона.

На восходе луны следователь и его спутники вышли за городские стены. Вдали смутно виднелось Артурово Седло, похожее на огромного спящего льва, и гигантская гранитная стена Солсберийских утесов. Обойдя Кэнонгейт с юга, они достигли Холирудского аббатства, а оттуда вышли в Королевский парк. Вначале их было четверо. Шарпитло и полицейский, оба вооруженные пистолетами и кинжалами, Рэтклиф, которому не доверили оружия из опасения, что он направит его не туда, куда надо, и женщина. Но у входа в парк к ним присоединились еще двое полицейских, которым Шарпитло, желавший усилить свой отряд и вместе с тем не привлечь излишнего внимания, велел поджидать его здесь. Рэтклиф с тревогой увидел это подкрепление, ибо до той минуты надеялся, что Робертсон, смелый, молодой и проворный, сумеет ускользнуть от Шарпитло и одного полицейского без помощи самого Рэтклифа. Теперь противник был так силен, что об этом не приходилось думать. Оставалось единственное средство спасти Робертсона (старый грешник охотно спас бы его, если бы мог это сделать безнаказанно). Средство это было: предупредить его о приближении отряда. С этой-то целью Рэтклиф предложил взять с собою Мэдж, рассчитывая на ее крикливость. Действительно, она так усердствовала, что Шарпитло уже подумывал отослать ее назад с одним из полицейских, лишь бы отделаться от спутницы, столь мало пригодной для тайной экспедиции. Ночь, пустынная местность и свет луны, который, как говорят, оказывает сильное воздействие на душевнобольных, по-видимому, возбуждали Мэдж и делали ее в десять раз говорливее, чем до тех пор. Успокоить ее было невозможно; ни строгие приказы, ни ласковые увещевания не имели на нее действия, а угрозы только озлобляли, и тогда с ней уж никак нельзя было сладить.