Блин! А ведь мне тоже туда надо.
Я не сажусь на диван, а начинаю ходить по комнате.
Опаньки! Да я же по ковру хожу, как-то раньше не обратил внимания. Ковров на самом деле два. Один побольше почти квадратный от дивана до секретера и от стены до серванта. На нем стоят стол и стулья, кстати, а на столе-то скатерть, как и положено скатертям — белая. Второй ковер поменьше лежит у окна, от секретера до правой стены. На нем стоят секретерский стул, оба кресла и журнальный.
Так. А окно-то не зашторено. Родители приучили меня окна на ночь зашторивать, а то из темноты улицы освещенная комната как на ладони. Иду зашторивать.
— Ко-ко-ко-ко… — похоже я опять разбудил нашу курицу. Надо её утром куда-нибудь пристроить. И чего я вообще её таскаю-то? Орнитолог хренов!
— Спи-спи, — успокаиваю я птицу, как будто она и вправду может понять.
Занавесок две. Нет, не так. Два ряда. Ну, или две пары, два комплекта… Короче, две занавески, одна справа, одна слева и две шторы, тоже по одной слева и справа. Занавески тонкие, белые без рисунков, шторы шоколадно-коричневые, плотные тоже без узоров. Наверное, узоры здесь не в тренде, а может ещё не придумали. Задергиваю шторы. Кстати, от выражения «в тренде» лучше отказаться, звучит как-то корявенько, вдруг местные не правильно расслышат и поймут по-другому. Рассуждения о местных напомнили мне об одной нерешенной проблеме. И я погружаюсь в раздумья.
Звук открывающейся двери вернул меня в реальность.
— Слушай, Лер. Я вот, что подумал, — начал было я. Сделал паузу, соображая с что сказать дальше. — Мы же для местных брат и сестра?
— Да! Поэтому я на кровати, а ты на диване! — последовал моментальный ответ.
— Не-ет!
— Какой на хрен нет! На диване! — Лерка прямо вспыхнула, думал, убьёт.
— Нет, в смысле, что я не про это, — я постарался говорить как можно миролюбивее.
На счет того, что Лерка и вправду прибить может, ни разу не шутка. На черный пояс она ещё не сдала, но и коричневый совсем не мало.
— А про чё? — Девушка немного подостыла, но именно, что немного, потому что когда у неё «руки в боки», то ей по фигу, как у кого тюбетейка надета.
— Ну, видишь ли, если мы брат с сестрой, то у нас должны быть одинаковые фамилия и отчество, — я подумал, что мне удалось придать диалогу конструктивности. — Вот у тебя как отчество?
— Я — Игоревна. Значит, и ты Игоревич, — делает заключение «сестра».
— Это почему?! Может лучше ты — Анатольевна? — моё возмущение хоть и натуральное, но какое-то неуверенное.
На самом деле я и правда, не уверен, что так лучше. Но сказать об этом я не успеваю, а Лерка уже начинает горячиться.
— Это чем эта Анатольевна лучше?! — щас меня убьют!
— Чем Игоревич! — иду ва-банк я.
Как ни странно помогло. «Сестра» поняла шутку и добродушно улыбается.
— Чё предлагаешь? — Лерка отсмеялась, и её вопрос уже как бы по делу.
— Ну, надо придумать себе историю. В смысле историю про то, кто мы, откуда, как и зачем попали сюда. Понимаешь? — я смотрю на девушку, похоже, мои слова на неё подействовали.
Валери больше не улыбается. Я молча стою у окна, там где шторы задергивал, а она в задумчивости подходит ко мне.
— Ты на хрена курицу сюда притащил, Игоревич? — похоже у меня теперь будет погоняло на случай действий, мягко говоря, не разумных.
Лерка смотрит на курицу, потом на меня, и, похоже, ей нужен ответ. Я смотрю на Лерку, потом на курицу, та не шевелится, наверное, уснула. Перевожу взгляд на Лерку. В её глазах вопрос не просто застыл, он там. В общем отвечать придется, и поскорее.
— Не знаю. Спасти хотел, — говорю и поминаю, что нет у меня внятного объяснения, своей неадекватности. Может согласиться на Игоревича пока не поздно?
— От кого? — «сестра» смотрит на меня в упор. И не дождавшись ответа, а как ей ответить, если я и сам не знаю, выносит диагноз: — Бэтмен дебильный! Куда хочешь девай, но чтоб завтра её здесь не было!
Я молчу и киваю.
— Эй! Спасатель! — Лерка опять готова к диалогу. — Чью фамилию брать будем?
— Настоящие давай не будем говорить, — умнее я пока ничего не успел придумать.
Чтобы ускорить мыслительный процесс, начал чесать затылок. Говорят, что дураки всегда чешут затылок, когда думают. Я не то что бы считал себя дураком, но ощущал, это точно. По крайней мере сейчас. Нет, ну, правда, столько фамилий, а мне ничего умного в голову не приходит. Чтобы сказать хоть что-нибудь, а говорю:
— Да любую сказать можно, — и выжидающе смотрю на Лерку.
— Ага, например, Романовы или Рюриковичи! — её голос, не то что полон сарказма, там аж презрением повеяло. — Сашенька, нельзя любую! — теперь она как первокласснику разъясняет. — Здесь народу живет раз в сто меньше, чем в нашем мире. Здесь в такие совпадения не поверят.
Я это уже и сам понял. Ага! Сам! Сразу после «Рюриковичи» просто моментально. Чтобы хоть как-то реабилитироваться озвучиваю очевидную теперь вещь:
— Значит, Шереметьевы, Меньшиковы и Апраксины тоже не подходят.
— И не только они, — отвечает «сестра» и садится в кресло у серванта.
Шар-плафон моментально загорается. Магия…
— А может, утром придумаем? — вопрошаю я, подходя к другому креслу.
— Нет уж! Давай сейчас! И сядь ты уже! Что я снизу вверх говорить, что ль должна?
— Спать очень хочется, — делаю я страдальческое лицо, но всё же сажусь.
— Ты же сам только что сказал, что историю надо придумать, — говорит Лерка, и мне становится стыдно. А «сестра» продолжает: — История эта может завтра прямо с утра понадобиться. И мы с тобой должны в ёлочку трещать, а то расколют.
— В ёлочку трещать?! — изумляюсь я.
— Показания фигурантов не должны разниться, — Лерка разъясняет для дебилов.
Я-то как раз знаю, что означают эти слова, но вот она где такого нахваталась? Чувствую, многое мне ещё не известно о моей теперь уж сестре.
— Придет Мозель по совершенно житейским делам постояльцев проведать. Начнет спрашивать. А мы? — тут Лерка скорчила скорбную мордашку, изображая наш неубедительный ответ хозяину гостиницы: — Бе-е, ме-е, мя-ау. Если тебя после этого опять в какую-нибудь тюрьму посадят, больше спасать не пойду.
— Надо кого-нибудь такого, про кого здесь точно знать еще не должны, — говорю я, глядя не на Лерку, а в пространство перед собой, так думается лучше.
— Путин! — выпаливает Валери. — Про него здесь точно никто не знает!
— Ага! А ещё Ельцин, Горбачев, Брежнев, Андропов! — я понимаю, что это не то, но начинать-то надо.
— Сталин ещё скажи! — Лерке тоже не нравится.