Уорлок был один, с бокалом бренди и газетой. Он жестом пригласил Доминика сесть в соседнее кресло с донельзя потертыми подлокотниками.
– Если ты по-прежнему сердишься на меня из-за вчерашнего разговора с Джулианной, ты будешь рад узнать, что она ни на что не согласилась.
Доминик резко плюхнулся в кресло.
– Избавь ее от своих проклятых шпионских игр, если, конечно, тебе нужна моя помощь.
Уорлок в изумлении уставился на него:
– Да ты влюбился!
– Возможно, да. В любом случае я советую тебе оставить Джулианну в покое. – Безмерно раздраженный, Доминик щелкнул пальцами проходившему мимо слуге и заказал скотч.
– Ты мне угрожаешь? – удивился Уорлок. – Я знаю тебя лучше, чем самого себя. Независимо от того, как сильно ты увлекся, ты никогда не откажешься вернуться в Вандею.
Уорлок был прав. Доминик всем сердцем любил Джулианну, но не собирался ни отказываться от принятых на себя обязательств, ни забывать о своем патриотическом долге. Он наклонился вперед:
– Просто избавь ее от этой проклятой войны. Есть ли какие-нибудь новости от Уиндхэма?
Понизив голос, Уорлок сообщил:
– В военном министерстве действует «крот».
Доминик рассчитывал услышать другие новости, но это известие потрясло его, заставив на время оцепенеть.
– Ты, должно быть, уже знаешь, кто это, – или оказался на волоске от разгадки тайны. В противном случае ты не был бы сейчас в таком прекрасном настроении.
– Это один из служащих Уиндхэма, – ухмыльнулся Уорлок.
Доминик чуть не задохнулся от негодования. Французский агент работает в аппарате военного министерства, служит под носом у министра? Нет, в это решительно невозможно было поверить!
– Я еще точно не знаю, кто это, но уже напал на его след. Так что скоро его личность будет установлена.
Доминик тоже слишком хорошо знал Уорлока.
– Теперь-то я понимаю, почему ты пребываешь в таком хорошем расположении духа. Ты на время оставишь его в покое и будешь играть с ним в кошки-мышки.
Уорлок отсалютовал ему бокалом.
– О да! Дождемся нужного момента – и от души накормим его ложной информацией. В конечном счете я обнаружу и накрою всю его агентурную сеть.
«А ему по нраву эта война», – мрачно подумал Доминик. Впрочем, кому-то следовало делать работу, которой занимался Уорлок.
Потянувшись к нагрудному карману, Себастьян вручил Доминику скрепленное печатью письмо. Педжет тут же узнал почерк Мишеля.
– Я тоже получил послание от Жаклина, – заметил Уорлок. – Французские солдаты, которые были разбиты и взяты в плен в Майнце, освобождены. Они были передислоцированы – и теперь наступают на вандейских мятежников в Луаре.
Сердце Доминика дрогнуло. Центром боевых действий на Рейнском фронте был город Майнц, который союзники осадили в марте прошлого года.
Доминик вскрыл письмо Мишеля и погрузился в чтение. Как он и думал, мятежники голодали и остро нуждались в боеприпасах и оружии. Кроме того, Жаклин знал о том, что на них шли войска, освобожденные в Майнце, – и буквально умолял о безотлагательной помощи.
Читая письмо Мишеля, Доминик чувствовал, как мучительно переворачивалось все внутри. Он собирался вернуться к войне, анархии и революции… Он не был уверен, что на сей раз выживет. И впервые думал не о своей жизни, а о своем благоразумии.
– Уиндхэм рассматривает возможность изменения даты поставок боеприпасов? – после долгого молчания спросил он.
– Нет.
Доминик подумал о том, что завтра на рассвете придется отправить курьером написанное недавно письмо. Мишель не обрадуется, когда узнает, что прибытие боеприпасов ожидается лишь через шесть недель – в середине октября.
– Я устроил твой переезд седьмого числа, на рассвете, – сказал Уорлок.
Доминик потрясенно застыл на месте. Ему придется вернуться во Францию через каких-то четыре дня! Его краткая передышка подошла к концу.
– Ты отправишься прямо в Нант, встретишься с Жаклином и оценишь ситуацию. В бой не лезь. Обстановку доложи без промедления. Возможно, твой доклад из первых рук заставит Уиндхэма передумать.
Внезапно Доминик пришел в такую ярость, что бросил письмо в Уорлока.
– Все уже доложено – в этом послании. Они голодают. У них почти не осталось оружия. Нет боеприпасов. Вот мой доклад!
– По нашей оценке, французские войска окажутся в пределах досягаемости на следующей неделе, – невозмутимо заметил Уорлок. Так же спокойно он взял письмо и отложил его в сторону. – И я не шучу, Педжет. Ты слишком ценен для нас – даже не думай вступать в какое-нибудь сражение.
Доминик знал, что никогда не будет прятаться за спины других, как трус, в то время как его люди отправятся воевать. Но сейчас он медленно постигал всю суть данного задания. Он должен был уехать через несколько дней.
А как же Джулианна?…
И что-то в его сердце вдруг отчаянно затрепетало. И отозвалось острой болью. Странно, но он не хотел покидать ее.
И в этот самый момент Доминик понял, что перед отъездом должен позаботиться о Джулианне. Она не могла вернуться в Корнуолл и жить в имении Грейстоун в жалких условиях, в нищете, как раньше. Доминик даст указания леди Катрин, и та позволит Джулианне проживать в Бедфорд-Хаус. Он может даже перевезти в город ее сестру и мать, они составят Джулианне компанию, если та пожелает. Но что потом? Доминик не мог просить ее ждать его. Это было бы нечестно.
Доминик резко поднялся с места. Он не собирался задерживаться в компании Уорлока. Решил, что лучше пригласит Джулианну куда-нибудь сегодня вечером – в оперу или театр, туда, где она сможет развлечься. А завтра пошлет за модисткой. Доминик собирался сделать это еще некоторое время назад. А потом он купит Джулианне какую-нибудь безделушку, которую можно было бы носить каждый день, – маленькую подвеску или камею, которая не вызовет ненужных вопросов.
– Мне пора, – бросил Доминик, подумывая заглянуть к ювелиру по пути домой.
Уорлок лишь головой покачал.
* * *
В этот вечерний час Гайд-парк обезлюдел. Было уже шесть вечера.
Прошедшие несколько часов, в течение которых Джулианна ждала известия от Марселя, тянулись мучительно долго. Вчера вечером Доминик возил ее в Воксхолл, а потом они ужинали в его комнате при свечах. Этим утром он вызвал модистку в ее спальню – и заказал Джулианне целый гардероб. Потом пригласил ее в Британский музей, где они провели весь день. Джулианна разрывалась между радостью и безграничным отчаянием: чувства Доминика никогда еще не были более очевидными, но ей становилось не по себе при мысли о том, что ей предстояло сделать.
Джулианна не знала, почему Доминик вдруг стал таким внимательным и задумчивым. Лишь догадывалась, что он наверняка должен был уехать в самое ближайшее время. Любимый не упоминал, что должен вот-вот вернуться во Францию, но вел себя так, словно отпущенное им время истекало.