В облегчении Джулианна чуть не осела вдоль решетки, но в такой момент не следовало демонстрировать свою слабость. Один тюремщик ушел, другой направился дальше вниз по коридору, раздавая миски заключенным.
– Вам стоит поесть, – тихо сказал Несбитт.
Бросив взгляд в сторону соседней камеры, Джулианна увидела мерзкую серую субстанцию в его миске. Можно было нисколько не сомневаться в том, что в этой массе кишели всевозможные бактерии.
– Я помогу и вам тоже, – успокоила Джулианна Несбитта.
– Бедфорд – тори, – возразил он.
Джулианна мрачно повернулась лицом к коридору.
Время тянулось мучительно медленно. Она не знала, сколько прошло – пять минут или пятьдесят. Но в итоге ушедший за начальством тюремщик вернулся. Один.
– Что случилось? – воскликнула Джулианна.
– Коменданта пока нет.
Она перешла на крик:
– Так отправляйтесь обратно и дождитесь его!
Тюремщик просто пожал плечами и ушел, явно равнодушный к ее бедам.
Джулианна принялась мерить камеру шагами. Этот тюремщик наверняка ведь поговорит с комендантом, когда тот появится? Но утро и день тянулись томительно, словно нарочно изводя ее. Комендант все не приходил. Появлялись лишь разные стражники, разносившие арестантам обед. Они подчеркнуто игнорировали просьбы Джулианны поговорить с комендантом. Наконец она погрузилась в сон, задыхаясь от страха и слез. Когда она проснулась, за окнами Тауэра было уже темно.
Еще через несколько часов Джулианна с ужасом осознала, что сидит в этой камере целые сутки. К этому моменту комендант, должно быть, давно уехал из Тауэра. Она даже представила главного тюремщика в уютной гостиной с женой и детьми.
– Вы отказались от ужина, – заметил Несбитт.
Джулианна попыталась изобразить на лице подобие улыбки, но не смогла. Желудок слишком сильно болел от постоянного страха, чтобы ощущать аппетит. Она медленно расхаживала по камере, погрузившись в печальные мысли.
Сколько раз Лукас умолял ее быть осторожной в выражении своих мнений? Сколько раз запрещал ей присутствовать на собраниях радикалов? Он лишь хотел защитить ее – и был абсолютно прав. Сейчас было чересчур опасно вот так открыто высказывать свою точку зрения и отстаивать политические воззрения. Но она не желала слушать доводы брата.
Интересно, Лукас уже вернулся в Лондон? Возможно, в данную минуту он даже был дома? Беспокоился ли он о ней? Расспрашивал ли соседей? Даже если они и видели, что Джулианну втолкнули в карету, Лукас вряд ли понял бы, куда ее увезли.
Возможно – просто возможно, – что он обратился за помощью к Педжету…
Внезапно ее накрыла волна головокружения. Джулианна поспешила к соломенному тюфяку, чтобы лечь. Рухнув на жалкое ложе, она так и лежала на спине, борясь с тяжестью век, норовящих закрыться, и измождением, терзавшим тело. Задыхаясь от отчаяния, Джулианна свернулась клубком, закрыв глаза, и принялась размышлять о своей жизни в имении Грейстоун, любовной связи с Педжетом и мятеже. В конечном итоге ближе к рассвету она погрузилась в сон.
Разбудил Джулианну яркий утренний свет. Тюрьма гудела от разговоров заключенных. Джулианна тут же узнала скрип колес тележки с едой. И медленно уселась, пронзенная страшной мыслью.
Она все еще в Тауэре.
Те же самые два тюремщика, что и накануне, приближались к ее камере с заставленной мисками тележкой. Джулианна встала – и накатившая снова волна головокружения заставила ее немедленно опуститься на солому. Пришлось подождать, пока неприятная слабость минует.
Потом Джулианна снова поднялась, на сей раз еще медленнее, и подошла к решетке камеры. Когда охранник, с которым Джулианна говорила вчера, взглянул на нее, она сказала:
– Комендант так и не пришел.
– Его не было здесь вчера, когда я закончил работу.
– Бедфорд должен знать, что я нахожусь здесь, – тихо произнесла Джулианна. У нее не было сил, чтобы кричать или выдвигать требования. – Вы получите щедрое вознаграждение.
– Я узнаю, смогу ли поговорить с ним, как только закончу работу здесь, – ответил тюремщик. Он взял миску с тележки и, приподняв окошко камеры, просунул Джулианне.
Ни отвращения, ни страха уже не было. Она взяла миску, уселась на тюфяк и съела похлебку руками, стараясь не обращать внимания на черные точки в мерзкой субстанции.
Потом Джулианна воспользовалась ночным горшком – так осторожно, как это только было возможно, – и снова села на солому, молясь, чтобы проклятый стражник все-таки поговорил с комендантом. Минуты тягостного ожидания превратились в час, два… Джулианна уставилась в конец коридора, не разрешая себе думать о том, что проведет в Тауэре вечность, так и не найдя способа выйти отсюда.
И тут дверь камеры отворилась. Джулианна увидела приближавшегося к ней хорошо одетого мужчину в коричневом бархатном сюртуке, медно-красном жилете, светлых бриджах и чулках. Парик этого франта даже был напудрен.
Джулианна медленно встала.
– Комендант.
Он смерил ее взглядом, не скрывая скепсиса.
Джулианна знала, что напоминает сейчас бездомную бродяжку с Ист-Энда.
– Я – Джулианна Грейстоун, – сказала она. – Мой брат – Лукас Грейстоун, мой дядя – Себастьян Уорлок. И мой друг – Бедфорд. Пожалуйста, скажите ему, что я – здесь!
Комендант с интересом воззрился на нее:
– Вы говорите очень складно.
Джулианна из последних сил старалась не поддаваться подступавшему отчаянию.
– Бедфорд не обрадуется, когда узнает, что я сижу здесь, а мои мольбы пропускают мимо ушей.
Комендант продолжал пристально смотреть на Джулианну, и она понимала, что этот человек пытается оценить опасность обращения к такому влиятельному пэру, как Бедфорд, с историей, которая вполне может оказаться выдумкой мошенницы.
– Я говорю вам правду. Вы должны сказать Бедфорду, что я – здесь. Сэр, вдумайтесь: могу ли я на самом деле рассчитывать на помощь, если обращаюсь к вам с сумасбродной, заведомо неосуществимой просьбой?
– Именно это я и пытаюсь сейчас понять, – ответил он.
– Доброе утро, дорогой, – поприветствовала леди Катрин, заходя в комнату для завтраков с яркими желтыми стенами, располагавшуюся в углу башни.
Доминик отложил газету и поднялся, подходя к матери, чтобы поцеловать ее в щеку. Графиня была одета в костюм для верховой езды, ее щеки зарумянились, и это означало, что она недавно вернулась со своей утренней прогулки верхом.
– Доброе утро.
Доминик был удивлен, что мать прервала прогулку ради того, чтобы присоединиться к нему за завтраком.
– Какой приятный сюрприз!
– Мы уже несколько дней не беседовали с глазу на глаз, – улыбнулась она и уселась на кресло, любезно отодвинутое для нее Домиником.