– Они прибудут.
– Ты уверен? Мы голодаем, у нас не осталось оружия. Мы не можем продвигаться вперед, – бросил Мишель, и его глаза гневно сверкнули.
– Подожди еще несколько дней, – ответил Доминик.
– О, а что мне еще остается? – Мишель слегка покачался на месте, явно о чем-то размышляя. – Гарнизон неприятеля в Гранвиле не знает, где мы… пока. Мы можем прибегнуть к фактору внезапности.
Доминик напряженно застыл на месте. Он не считал нападение на гарнизон хорошей идеей – сейчас войска Мишеля были вооружены слишком скудно, к тому же недосчитались доброй трети своих солдат. С другой стороны, Мишель уже не раз зарекомендовал себя в качестве отличного полководца. Ничего не ответив, Доминик взял свой котелок и принялся есть. Суп оказался безвкусным. Доминик голодал, но его это совершенно не заботило.
Мишель тоже хранил молчание – до тех пор, пока Доминик не расправился с содержимым котелка. А потом очень серьезно произнес:
– Ты должен вернуться в Лондон.
Доминик остолбенел:
– Я не могу уехать прямо сейчас.
– Ты принесешь мне гораздо больше пользы, работая в Лондоне, в военном министерстве, в качестве моего эмиссара. Ты должен удостовериться, что эта проклятая колонна вышла нам навстречу!
«А он прав», – мрачно подумал Доминик. Но сама мысль о том, чтобы оставить Мишеля сейчас, была ему ненавистна. У Жаклина каждый человек был на счету.
Мишель медленно расплылся в улыбке, и в его глазах зажглись задорные искорки.
– Кроме того, разве ты не устал от вечного холода и пустой постели?
Доминик резко вздрогнул, тут же вспомнив о Джулианне.
– Доминик, до своего отъезда в Великобританию ты менял женщин как перчатки чуть ли не каждую ночь. Но с тех пор, как ты вернулся оттуда месяц назад, даже не смотришь на красоток. Я задаюсь вопросом: кто же она, та, что похитила твое сердце? – засмеялся Мишель. – Должно быть, это любовь.
Образ Джулианны тут же воскрес в памяти, и Доминик сквозь зубы процедил:
– Это не любовь, и здесь нет ничего смешного.
Улыбка Мишеля тут же померкла.
– Что-то не так? Видел бы ты сейчас свое лицо, друг мой. Значит, ты решил хранить верность этой женщине?
Это решение не было осознанным, хотя за последние несколько недель Доминик действительно отверг множество женщин. Неожиданно он почувствовал, что хочет открыться другу, ощутил отчаянную потребность облегчить душу.
– Она спасла мне жизнь, Мишель. Это произошло, когда я вернулся в Великобританию летом. И – да, я влюбился в нее. Влюбился, даже несмотря на то, что она была сторонницей якобинцев.
Глаза Мишеля изумленно распахнулись.
– Она не понимает всех ужасов революции или войны, – быстро заговорил Доминик, торопясь оправдать Джулианну. – Она – донельзя наивна, неисправимо романтична. Джулианна отдала бы свое последнее пенни бездомному. А еще она красивая, страстная и такая великодушная…
У Доминика перехватило дыхание, и он понял, что не может говорить. Внезапно его захлестнула непреодолимая потребность оказаться в объятиях Джулианны. В ее объятиях не было никакой войны. В ее объятиях не было мучений, безысходности, страха. В ее объятиях можно было обрести только облегчение от страданий, покой и любовь.
– Да ты по-настоящему любишь ее! – изумленно заметил Мишель. – Что же произошло? Почему ты так расстроен – нет, почему так злишься на нее? Из-за этого ты никогда теперь не улыбаешься?
Доминик перехватил встревоженный взгляд друга.
– Она предала меня. Якобинский агент в Лондоне угрожал навредить ее матери и сестре. Они живут одни в Корнуолле, и мать – душевнобольная. Джулианна обыскала мои вещи. И передала этому агенту, Марселю, информацию, которую он от нее требовал.
– Почему же она не обратилась к тебе за помощью?
– Она не знала, как добраться до Марселя. Он основательно позаботился о конспирации. Так что я все равно не смог бы помешать ему напасть на ее семью.
И в этот момент Доминик вдруг осознал, что гнев, владевший им в то время, не дал ему в полной мере понять любимую. Понять – и глубоко проникнуться бедами Джулианны, посочувствовать затруднительному положению, в котором она оказалась. Марсель наверняка причинил бы зло Амелии или их матери. Он мог даже убить их – в этом можно было не сомневаться.
В то время Домиником владела такая ярость, что он просто не видел истинного положения вещей.
– Ты должен простить ее, друг мой, – тихо сказал Мишель. – Она была в безвыходном положении. Разумеется, она сделала бы все, чтобы защитить свою ни в чем не повинную сестру и больную мать. Ты должен простить ее и обязательно схватить этого Марселя. Ты должен уничтожить того, кто осмелился использовать твою женщину против тебя. Марсель – вот тот, кого ты должен ненавидеть.
Тело Доминика начала бить дрожь. Он никогда не смог бы возненавидеть Джулианну!
Она, должно быть, так испугалась… Разве сам Доминик не замечал, какой нервной, какой встревоженной она была в последние несколько дней перед тем, как вскрылось ее предательство? Да и можно ли было считать это предательством? Джулианна любила его. Доминик знал это. Он не сомневался в ее любви до того, как Джулианна обшарила тайный ящик, не сомневался он в ее чувствах и после того, как узнал, что она натворила. В то время Доминик поддался холодной ярости, он видел лишь предательство Джулианны, отказываясь понимать нечто большее, не желая слушать никаких оправданий или объяснений.
И тут Доминик явственно представил всю глубину того, что пережила Джулианна, став жертвой угроз и шантажа Марселя, когда презренный якобинец буквально вынудил ее пойти на предательство, чтобы защитить мать и сестру. Внезапно Доминик получил ответ на так долго мучивший его вопрос: почему?
Джулианна действительно нуждалась в нем. Но он предпочел от нее отказаться.
– Я все еще люблю ее, – признался Доминик. – Я скучаю по ней.
– Что ж, хорошо! – воскликнул Мишель и, улыбнувшись, похлопал его по плечу. – Тогда ты отправишься в Лондон, чтобы поговорить с Уиндхэмом и помириться с прекрасной Джулианной. В душе ты – такой же француз, как и я, Доминик. И не меньше моего должен знать, что никогда нельзя отказываться от любви.
* * *
Джулианна стояла у открытой двери дома, потрясенно глядя на Надин. Верная данному себе слову, Джулианна снова написала Надин некоторое время назад, объяснив, почему предала Доминика. Но это письмо было отправлено больше месяца назад.
– Рада вас видеть, – с трудом произнесла Джулианна, силясь улыбнуться.
Надин замешкалась на пороге.
– Я получила оба ваших письма, Джулианна. Можно мне войти? Сегодня жуткая стужа, – ровно, без эмоций, произнесла она.
Джулианна подвинулась, пропуская Надин в дом. Потом закрыла дверь, осознавая, что гостья расположена не слишком дружелюбно. Впрочем, и ненавистью Надин тоже не пылала. Впрочем, Джулианна не могла представить себе Надин, которая вела бы себя как-то иначе, нежели в полном соответствии с приличиями, независимо от обстоятельств.