– Да как же люди выживут? Ведь, по твоим словам, все сделано, чтобы кирдык всему был.
– Да очень просто, – ответил я. – Зря я вам, что ли, кошку показывал? Голод заставит выживших жрать трупы, мутировать, терять разум. Вся система общественных отношений рухнет в нужник.
Однако через пару-тройку поколений уровень агрессии опустится до приемлемого уровня. Следом сойдут на нет атавизмы, которые позволили выжить в страшный голодомор.
Звериные черты разгладятся, гормональный фон опустится, освободив разум из животного плена. Трупоеды снова вспомнят огонь, колесо и социальную организацию.
Новые люди быстро сообразят, какая судьба постигла их предшественников, и следующая цивилизация надолго усвоит урок, который им дала Земля…»
Эндфилд приказал чтецу остановиться.
Он снова поразился, как глубоко мыслил и далеко смотрел человек давней эпохи, чьими глазами он заглядывал в прошлое. Причем тот, кем он был прежде, пользовался голосовым коммуникатором с СВЧ-передатчиком.
По представлениям людей времени Джека это было такой дикостью, как топить в море радиоактивные отходы, заливать комнаты ртутью для выведения насекомых или скакать у костра с размалеванным лицом, ублажая злого бога успешной охоты.
В исторические эпохи на массовое облучение СВЧ-волнами списывали череду аналогичных катастроф, случавшихся в разное время, в разных мирах, даже когда микроволновая радиосвязь была законодательно запрещена в Обитаемом Пространстве.
Впрочем, быть может, настоящая дикость – считать планету простым куском дерьма, лишенным разума и воли, назначение которого – носить на себе многие миллиарды двуногих разожравшихся тараканов.
Глава 24
Сказки на ночь
По сигналу вновь заработал чтец.
«Мои собеседники не нашлись, что сказать, оттого я без помех продолжил:
– Я говорил, что, когда игроков много, каждый будет стараться достичь результата своими средствами. Вот, например, наш Жругр тоже не хотел кануть в Лету. Оттого быстро вымерли все ненужные звенья властной вертикали, оставив лишь костяк, основу, зародыш.
– Это как?
– Бог дал, Бог взял, как говорили в старину. Были принесены в жертву, отгнили, как стебель на морозе.
– Я не про то, – вздохнул Андрей. – Что за основа? Что осталось такого крепкого, чтобы пережить зиму и скорей всего не одну.
– Да вот племя младое, незнакомое. Могучее, вонючее, с нарукавными красными повязками.
– «Полицаи», что ли?
– Они самые…
– Блин, Волк, ты мозги трахать нам кончишь.
– Да отчего? Вы подумайте, ведь бомжи под руководством злых гопников и горячих кавказцев – страшная сила.
Выживут в грязи и на морозе, существа они неприхотливые и ко всему привычные. Особенно если есть запас спиртного и грамотный командир, который владеет приемами кулачной мотивации.
От пропитых бомжей и опущенных бомжих народится черная кость. Немногословная, туповатая, привыкшая к работе и лишениям.
Командный состав и девочки почище дадут расу господ, тщеславную и амбициозную, горячую и склонную к расправе телесной.
Их помесь образует унтерскую прослойку – от офисных клерков и приказчиков в лабазах до тюремщиков и филеров.
Когда все более-менее устаканится, образуется прекрасное рабовладельческое общество с готовыми рабами в виде выживших троглодитов-трупоедов.
– А в чем смысл? – не понял Рыбин.
– Да в сохранении системы отношений, конечно, – ответил я. – Той, что Жругра питает и дает силу. Той, что породила хищническую капиталистическую цивилизацию.
Я надеюсь, понятно, что организатор зачистки сделает все, чтобы это дьяволово семя выкорчевать. Так что, если хотя бы допустить, что все делается по плану, я бы рядом с этим хранилищем не стоял.
А оттого противостояние спецназу, бегство в глушь и многомесячная оборона на местах от местных упырей будет легче, чем спасение максимального количества сограждан.
– Волк, – поинтересовался Андрей, – а как можно спасти людей?
– Да никак, – ответил я с раздражением. – В новое светлое завтра жители этого города не войдут. Иначе это светлое завтра будет тем еще гадюшником.
– Ты же говорил, что никого не судишь и не осуждаешь.
– Верно. Однако я волен выбирать, в каком мире буду жить. Я если не теперешний, то другой, каким я стану.
– И чего?
– Ну не хочу, чтобы меня или кого-то еще обманывали такие неискусные, туповатые демагоги, которые отработали свои приемы на бомжах. Не хочу я нового тридцать седьмого года или какого-нибудь другого крестового похода на ведьм во утверждение системы.
– Снобизм замучил?
– Нет… Слишком низко будет поставлена планка, слишком серым и незаметным нужно быть, чтобы выживать.
– Вот я и говорю, сноб, – продолжил Василий. – Но все же…
– Что?
– Как можно спасти людей?
– Да никак… – почти закричал я. Тупость Громова пробила даже поставленную электронным наркотиком завесу благодушия. – Электрическое поле Земли больше сотни вольт на метр! Мощность ионосферных излучений такова, что нам соваться с нашими слабенькими генераторами просто смешно!
– Чего орешь? – осадил меня Василий. – Ты ведь и сам не собирался их использовать.
– Пирамиды Хеопса в городе строить негде, некогда и бесполезно, поскольку установка будет бесплатной кормушкой для нежити. Гнать толпы в чистое поле – это такой изощренный способ убийства ослабленных и больных людей.
По нынешним реалиям можно только спрятать их под землей в метро и накачивать энергетикой, не задумываясь о вреде. Но это тот самый случай, когда живые позавидуют мертвым…
Я тяжело вздохнул. Говоря тогда о том, что не стоит переселяться под землю, я не подозревал, насколько правым окажусь. Если бы можно было все это предотвратить…
Андрея и Василия подавили мои доводы, но так до конца и не убедили. Надо было устраиваться на отдых, но нервное напряжение не позволяло расслабиться. Мешало и присутствие гостей за стеной.
Мне помогла Саша-Лена, она отвлекла меня на десять минут от печальной действительности. Мы старались не шуметь, а потом лежали в обнимку без мыслей, просто слушая ощущения в теле. Я почувствовал, что ей очень хочется что-то у меня спросить. И она наконец спросила:
– Волков, скажи пожалуйста, а это правда?
– Ты о чем? – неохотно отозвался я.
– Что ты ребятам говорил…
– Я давал повод считать обратное?
– Нет, – она растерялась. – Но как такое может быть?
– Но ведь случилось же.