Ну а после Копенгагена мы должны были сесть на мой поезд, который я для такого дела велел перегнать в Данию, и отправиться в Париж. Но с заездом в Брюссель, в гости к Леопольду II, с которым у меня одного из всей аристократической европейской кодлы установились дружеские отношения. Я эти отношения ценил и старался поддерживать регулярными встречами. Тем более что сам Леопольд II ценил их даже больше, чем я. Так что от этих встреч я имел не только приятное общение, но и кое-какие преференции в бизнесе… И вот там-то, в Брюсселе, я впервые воочию увидел признаки того, что я действительно начал что-то менять в истории. Ну, то есть в истории царствующего дома. Так-то признаков было море — от того, что золото Трансвааля в настоящий момент работало на развитие России, до стремительно вырастающих корпусов моих заводов в Магнитной… Дело в том, что в Брюсселе у Леопольда II как раз гостила племянница — дочь его брата Генриетта Мария. И когда мы через два дня наконец-то тронулись в сторону Парижа, Николай выбрал момент и, несколько волнуясь, спросил у меня, не слышал ли я о каких-нибудь наследственных болезнях у династии Саксен-Кобург-Готских или Гогенцоллернов.
[33]
Я слегка ошалел, а потом заверил его, что не слышал, но обязательно поинтересуюсь этим вопросом.
А 27 июля 1889 года мы въехали в чистый, свежий, омытый недавно прошедшим дождем и увенчанный только что построенной инженером Эйфелем башней Париж…
На выставку мы с Николаем попали только на четвертый день пребывания в столице Франции — до этого были заняты визитами и приемами. И хотя мы жили в Париже исключительно как частные лица (вследствие «столетия со дня казни французского короля»), нас это не спасло. Французы сейчас изо всех сил обхаживали Александра III — их голубой мечтой стало возвращение отторгнутых во время Франко-прусской войны 1870–1871 годов провинций Эльзас и Лотарингия, но сделать это в одиночку не было никаких шансов. Пруссия с тех пор превратилась в Германскую империю и сделалась намного сильнее. Вот французы и вставали на уши, пытаясь привлечь в союзники Россию. И после заключения немцами Тройственного союза с Австро-Венгрией и Италией это желание приблизилось к реализации. Ибо сей союз Александру III совсем не понравился. Нет, с Германией-то у России отношения были в целом неплохие. Камнем преткновения в Тройственном союзе являлась Австро-Венгрия — прямой и последовательный враг России. А отношения с Австро-Венгрией для немцев, увы, были более приоритетными, чем с нами. Кайзер и Бисмарк мечтали о присоединении Австрии к Германской империи и шли на все, чтобы ублажить Франца Иосифа. И это неминуемо — пока постепенно, но все сильнее и сильнее — отдаляло от нас Германию, а к 1914 году превратило ее во врага России…
В общем, несмотря на статус частных лиц, внимания лиц официальных мы избежать не смогли. К нам началось настоящее паломничество. Нас посетили все — от французского военного министра, уволокшего Николая пострелять из французской винтовки, в которой впервые в мире был применен патрон с бездымным порохом,
[34]
до главы французского парламента. А президент Франции Сади Карно даже дал обед в Елисейском дворце в честь наследника российского престола цесаревича Николая и его дяди, великого князя Алексея Александровича, только названный частным, все остальное — от почетного караула до оркестра, играющего государственный гимн, и встречи главных гостей лично президентом на ступенях Елисейского дворца — было как на официальном мероприятии.
Впрочем, поездка Николая с военным министром оказалась вполне к месту, потому что я воспользовался его отсутствием, чтобы впервые за несколько лет провести запланированную еще до такого неожиданного «подарка» брата встречу с моей высшей управляющей тройкой. Каца и Канареева я вызвал сюда из Трансвааля, а Курилицин приехал из Санкт-Петербурга самостоятельно. Как и еще пятнадцать человек из высшего слоя руководства моей… теперь уж можно назвать это корпорацией.
Все прибыли с полным соблюдением конспирации — под чужими фамилиями, разными маршрутами, в разное время — и поселились в разных отелях. И не то чтобы это было так уж необходимо, просто… как только человек дорастал до того, чтобы занять в моей корпорации важный пост, так сказать первого круга ответственности, я одновременно с предложением повышения выдвигал требование о принятии им на себя определенных обязательств по изменению стиля жизни. Я был уверен, что достаточно скоро на всех, кто со мной связан, начнется настоящая охота. Вследствие того, что, во-первых, меня оценят «по достоинству», и во-вторых, мир изменится. Вот пусть и привыкают беречься. Чтобы потом не пришлось хоронить. Так что все было по-серьезному — и чужие документы, и разные маршруты, и даже у некоторых легкое изменение внешности. Хотя все они съехались сюда скорее в отпуск, чем на работу. Впрочем, и работа была тоже. Например, два старших руководителя направлений — Кац и Канареев — наконец-то после стольких лет встретились со своими подчиненными. Ну так, даст Бог, через год все в Южной Африке наладим, можно будет слегка ослабить контроль, и оба вернутся в Питер. Вот пусть и начинают готовиться. Да и посмотреть на Всемирную выставку, на это торжество электричества и машин, всем им тоже полезно. Хоть будут немного представлять, в какое будущее мы Россию тянем.
Встреча прошла хорошо. Кац даже сказал, что по его направлению все в принципе уже налажено и его непременное присутствие в Трансваале более не является такой уж необходимостью. А вот в Санкт-Петербурге, судя по тем докладам, что он услышал, наоборот — дел невпроворот. Я же поздравил его с решением суда, по которому гражданину Кацу Якову Соломоновичу тюремное заключение заменялось высылкой в отдаленные местности, и торжественно вручил ему копию данного решения. Поржали все. Особенно развеселился Курилицин:
— Ой, Яков Соломонович, не светит тебе ныне в Санкт-Петербург возвернуться, ой не светит! Ты же уже находишься в местности, куда как отдаленной от Санкт-Петербурга! — хохотал он. — Ой, чую, сидеть тебе в Африке еще долго…
Но Кац был доволен. До сих пор он официально числился в тюрьме и его пребывание на воле было всего лишь результатом моей доброй воли и задействованных мною связей. А сейчас он сделал еще один шаг к свободе. Серьезный шаг. Насколько же быстрыми и широкими будут следующие шаги — зависело только от него… Нет, он показал себя отлично, и ни о каком водворении его обратно в тюрьму речи не шло. Но у Якова была мечта — одеться с иголочки, сесть в собственный выезд и проехаться с дорогой сигарой в рту перед теми, кто упек его за решетку. Но не сейчас, а когда он разорит их до нитки. И я обещал, что такую возможность ему предоставлю — потом, когда докажет мне не только свою полезность, но и верность. А сегодня он получил прямое подтверждение тому, что я начинаю исполнять свои обещания…
Канареев доложил, что запасы золота уже составляют более двух с половиной тысяч пудов. Железнодорожная ветка до штаб-квартиры проложена. Строительство оной в Лоренсу-Маркише также идет полным ходом. Численность отряда стражи доведена до пятисот сорока человек, однако русских там всего двести сорок три, из них шестнадцать артиллеристов…