Филэллин - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Абрамович Юзефович cтр.№ 38

Донесение о скрывающемся в этих краях неизвестном бродяге поступило на прошлой неделе. Сообщалось, что он, выходя из лесу к местным кержакам за крупой, мукой и охотничьим припасом, расплачивается с ними не деньгами и не беличьими шкурками, а берестяными квитками с оттиснутой на них печатью в виде овала с буквами Г и М внутри. За эти филькины грамоты кержаки снабжают его провиантом и порохом. Он им головы задурил, будто ассигнаций скоро в ходу не будет, все будут свезены в одно место и сожжены, а медь и серебро станут выдавать в обмен на такие вот бересты. Якобы государь тайно в старую веру перешел – это из того видно, что никониане упрашивают его встать за греков против турок, а он не хочет. “Научили, – говорит, – собаку Никона порушить на Руси благочестие, пусть же наказаны будут через султана!”

Кто, кроме Мосцепанова, такое выдумает? Оголодал, ну и сочинил, будто, когда государь в раскол перекрещивался, его нарекли новым именем, оно этими буквами на печати знаменуется и объявлено будет в свое время. До того никому его знать нельзя.

Березовой корой не все соблазнились. Один, возжелав награды менее эфемерной, выследил беглеца и донес, где он прячется, Кыштымскому горному исправнику. Доносчик получил пять рублей, а за два фунта пороха для своей фузеи времен царя-антихриста согласился быть моим проводником. Найти в нем кержацкого Сусанина я не боялся, а то он бы не стал предупреждать меня, что у Мосцепанова есть ружье.

Под утро мне не спалось, он тоже сидел у печки, строгал палочку, бросая стружки в огонь. Я начал расспрашивать его об их вероучении, но узнал одно то, что они собак не держат и зайчатину не едят, потому как собака нечиста, а у зайца лапа без копыта.

“А попадись вам черт, слопали бы и из копыт холодец сварили?” – спросил я.

Он промолчал. Ответить утвердительно не мог, а сказать “нет” было ниже его достоинства.

Вышли на двор, где меня поджидал Ажауров. У него всегда есть в запасе хлебные горбушки. В Перми он одаривал ими Мосцепанова, сейчас одну скормил моей лошади, другую – своей.

Перевозчиков похлопал ее по тощему боку со словами: “Добрый у тебя конь. По бокам желобья, на спине – жердь”.

Никто даже не улыбнулся, хотя его насмешки над малахольным Ажауровым пользуются успехом у солдат. Засмеялся только сам Ажауров, еще не понявший, что как мой денщик мог бы этого и не делать. Хозяин отворил ворота, мы выехали за околицу, и я вновь отметил, что зима нынче – азиатская: снега мало, землю не покрыло, а морозы большие.

Ночь была лунная, кое-что видно было даже под елями. Через час лесная тропа привела нас к какой-то речке, чье имя или не было названо проводником, или я его забыл. Оба берега затянуло льдом, но между припаями текла вода. Над ней стеной стоял парной туман. Кержак сказал, что здесь на дне выходят горячие ключи.

Лошади были кованы на летние подковы без шипов. На льду ноги у них разъезжались, а вода местами доходила им до полубока, тем не менее речку они кое-как перебрели. Я вздохнул с облегчением, но тут обнаружилось, что одна из них оставляет за собой кровавый след. У нее был рассечен соколок на правой задней ноге. Вероятно, поранилась краем ледовой кромки. Хромая лошадь замедлила бы наше движение, пришлось отправить ее назад вместе с седоком. Перевозчиков взял его ружье.

Вдобавок самый молодой солдат при переправе начерпал полные катанки. Они обледенели, грозя ему потерей пальцев. Я его пожалел и оставил на месте, чтобы он мог развести костер. Теперь нас осталось семеро, считая меня. Восьмую лошадь вели для Мосцепанова.

Вскоре тропа потерялась, но после недолгих поисков снова нашлась и уже не пропадала до конца пути. Ели обступали ее всё теснее, мы спешились и пошли гуськом, ведя лошадей в поводу. Начали попадаться камни, тропа забирала в гору. На подъеме я не ожидал, что лес вот-вот кончится, ничто не предвещало близость опушки. Деревья не редели, подлеска не было, полого уходящая вверх поляна открылась перед нами почти внезапно.

Резкий перепад между лесной темнотой и чуть брезжившим на открытом пространстве предутренним светом на мгновение заставил меня подумать, что ночь позади, рассвет уже наступил. С той мнимой ясностью, которая сопутствует фантазии, когда она опережает зрение, я увидел эту поляну целиком, до самого дальнего края. Как ранней весной, снег здесь лежал длинными островами среди прядей прошлогодней травы, но был не рыхлый, а сухой и скрипучий.

В центре поляны темнел почти правильный еловый круг над невидимым отсюда, но угадываемым провалом в земле. На Урале почвы каменисты, под ними часто есть пустоты. Обрамляющие их круги из берез или елей в народе называют ведьмиными кольцами.

Кержак сделал нам знак остановиться. Пока мы молча ждали его решения, где-то близко заухал филин. Перевозчиков со значением поглядел на меня. Я догадался, о чем он думает, и сказал: “Не бойся, дворяне филином кричать не умеют”.

За поляной опять начинался лес. Небо в той стороне было светлее, чем над нами, на нем чернели верхушки елей. Очевидно, там проходил гребень увала, уж очень отчетливы были эти зубцы.

“Тут он, – определил наконец кержак. – Дымом пахнет”.

Отсутствие у них в деревне собак выработало в нем собачий нюх, а позже я убедился в его бесстрашии. Неупотребление в пищу зайчатины тоже пошло ему на пользу.

Он указал, куда смотреть. На противоположном краю поляны еле выступало из рассветных сумерек охотничье зимовье или, как говорят на Урале, балаган. Это и было убежище Мосцепанова.

Топотом или нечаянным ржанием лошади могли выдать нас раньше, чем нужно, а при погоне в этих чащобах толку от них всё равно не будет. Я велел оставить их на месте. Дальше двинулись пешком. Для скрытности следовало идти к зимовью в обход, вдоль опушки, но я решил этим пренебречь.

Ружья зарядили еще в лесу. Приказ был не стрелять без моей команды, но и тогда целить мимо или, на худой конец, по ногам. Из Перми мне намекнули, что за смерть Мосцепанова никто с меня не спросит, но брать грех на душу я не хотел и собирался под конвоем отослать его в губернию, хотя что́ там с ним будут делать, с живым, когда он по всем бумагам четыре месяца как мертв, понимал не вполне. Убить, конечно, не убьют, скорее всего Тюфяев с Барановым, желая спать спокойно, под чужим именем зашлют его в Сибирь, и пусть там доказывает, что он – не он. Кто ему поверит? Фальшивого человека проще сделать, чем фальшивую ассигнацию.

Ближе к середине поляны я понял, что, если и дальше идти так, как идем, ведьмино кольцо останется от нас по левую руку. Я принял левее, остальные двинулись за мной. Говорят, такие круги грозят несчастьем, и чтобы его избежать, нужно оставлять их по ходу движения справа от себя. В минуты опасности все суеверны.

Зимовье приближалось, я мог рассмотреть низкий сруб из бревешек, какие человеку по силам ворочать в одиночку, кровлю из жердей с настеленным сверху лапником, не пожухшим, а свежим. Это был верный знак, что избушка обитаема. Волоковая щель чернела под крышей. Двери не видать; она, очевидно, была прорублена с торца, но с какого именно, я не знал, поэтому в сотне шагов от цели разделил мой отряд надвое – сам с кержаком, Ажауровым и еще одним солдатом начал обходить зимовье справа, а Перевозчикова с оставшимися двумя послал зайти слева.