Алексей прошел через коридор в гостиную. Начальник районной милиции по жизни не роскошествовал – мебель была довоенная, но в принципе опрятно, если не считать «временного холостяцкого» беспорядка – супруга с наследником еще не вернулась.
Виктор Афанасьевич, одетый в домашнее, лежал на ковре посреди гостиной, раскинув конечности, голова была как-то странно повернута. Алексей не сдержался, выругался – опоздали, черт возьми! Мертвее не придумаешь!
– Товарищ майор, в квартире никого, – сообщил Осадчий, потирая ушибленный в борьбе с дверью лоб.
Да ясный пень, что никого! Какой дурак будет сидеть и ждать, пока нагрянет опергруппа?
Майор истекал желчью, рычал на подчиненных: осмотреться, ни к чему не прикасаться! Бабич – в оцепление, пусть вызывают милицейских криминалистов! Из оцепления никого не выпускать!
Алексей опустился на колени перед телом. Крови не было, как-то странно, но Виктор Афанасьевич однозначно был мертв. Попытка нащупать пульс успеха не принесла. Но тело было теплое – оно еще даже не начало остывать! Нагрянь оперативники чуть раньше, и все было бы по-другому! Он опустился на корточки, приподнял тело. Волосы на затылке трупа были редкие и коротко стриженные – там красовался мощный синяк. Неподалеку валялась перевернутая табуретка. Странное какое-то орудие…
– Аллилуйя, товарищи офицеры, – усмехнулся Казанцев помертвевшими губами. – Наш «крот» мертв.
– А почему мы не рады? – задумался Чумаков.
– Потому что это не «крот». – Лавров поднялся, обвел взглядом окружающую обстановку. – Но черт меня подери, если этот человек не знал «крота». По крайней мере, он кого-то подозревал, но боялся сообщить, потому что сам был замешан скорее всего по незнанию, невольно, поскольку Виктор Афанасьевич не предатель…
– Это ваши предположения, товарищ майор? – спросил Чумаков.
– Да. И попробуй только возразить. Булавин сомневался насчет кого-то, планировал с ним связаться, вот и связался…
Он невольно задумался. Записка через пацана в сквере – это что, достаточный повод, чтобы подослать к Булавину убийцу? Что-то здесь не так.
– Замок был цел, – продолжал Алексей. – Убийство произошло совсем недавно. Булавин сам впустил его в дом, возможно, знал этого человека или считал ниже своего достоинства прятаться за дверью. Время подходящее, дом еще не проснулся.
– Ну да, это точно не самоубийство, – усмехнулся Осадчий. – Открыл, впустил в дом, сам прошел в гостиную. Убийца взял первое, что попалось под руку, – табуретку, огрел по затылку, а когда тот упал без сознания, просто свернул шею. Без крови обошелся. Силен, стало быть, и это точно не женщина… Черт, товарищ майор, он же прямо перед нами проскочил!
Какая же это досада – махать кулаками после драки! В последующие минуты выяснилось, что из оцепления никто не выходил. Просыпались встревоженные жители – их загоняли обратно в квартиры. На громовой стук в жилище под номером семь отозвалась испуганная пожилая женщина. Она давно мялась под дверью, прикладывала ухо. Женщина не видела, что написано в предъявленном красном удостоверении, но побледнела, стала комкать сухие пальцы. Да, она проживает в этой квартире, пенсионерка, вернулась месяц назад из эвакуации. Зовут Анна Леонидовна, ничего не видела, не слышала, разбудил шум в коридоре, когда сломали дверь, – от такого грохота даже глухой проснется! Рассчитывать на эту даму не приходилось – она была вменяема, но не из тех, что бывают ценными свидетелями. Пенсионерка бормотала про своих умерших родственников, и очень хотелось заткнуть ей рот.
В квартире находилась она одна. Когда любезной Анне Леонидовне предъявили бездыханное тело соседа, она в ужасе закрыла рот ладошкой, попятилась в свое убежище. Отпаивать, к счастью, не пришлось – женщина справилась. Она подтвердила, что это ее сосед, Булавин Виктор, занимает большой пост в милиции, человек серьезный, молчаливый, но всегда здоровается. И супруга у него такая милая… Она готова была поклясться, что ничего не слышала, пока не рухнула дверь. И не знает, кто приходил к Булавину, поскольку в отличие от большинства своих сверстниц, не имеет привычки подслушивать и подглядывать!
Старушка не врала. Вчера она Булавина не видела, тот приходит поздно, уходит рано.
Кто еще проживает в этом коридоре? В восьмой квартире – никто, жилье пустует, прежние жильцы куда-то сгинули. В квартире номер пять – алкаш проклятый, Ванька Симохин, инвалид, нога перебита, передвигается с костылем. Раньше было два костыля, странно, что последний не пропил! Где добывает спиртное – неизвестно, работать не хочет, да и как он будет работать? В принципе был нормальный семейный человек, еще не старый, воевал, комиссован после ранения. А как в Одессу вернулся, так покатился под горку – семьи лишился, пьет по-черному. Но с ушами у него все в порядке…
– Анна Леонидовна, большое вам спасибо, вернитесь, пожалуйста, в квартиру. – Запихивать соседку назад пришлось практически силой.
На стук из квартиры номер пять вылез всклокоченный мужчина в мятых штанах. От него несло сивухой. Жилец опирался на костыль, подслеповато щурился.
– Иван Симохин? – строго спросил Лавров.
– И че? – Сосед сморщился, пожевал губами. – Документы показать?
– СМЕРШ, – процедил Алексей, – разрешите пройти.
Мужчина испуганно попятился. Заковылял за оперативниками по квартире, подволакивая ногу, что-то жалобно заныл про ранение. Подобных фронтовиков Алексей повидал немало. Достойно воевали, а потом в них что-то сломалось, они опускались на «дно жизни».
В квартире было душно, валялись какие-то вещи вперемешку с грязной одеждой. Под куцей шторкой на окне выстроилась галерея пустых бутылок. Запашок в квартире царил соответствующий.
– Воевали?
– Так точно, товарищ майор… – Мужчина как-то сразу подобрался, задергалась нижняя челюсть. Он прислонился к стене, не мог стоять прямо. – Старший лейтенант Симохин, Сталинградский фронт… Вы не подумайте, товарищ майор… Я не такой… 63-я армия Сталинградского фронта, 147-я стрелковая дивизия… В июле 42-го это было, немцы шли в наступление, я ротой командовал в батальоне товарища Кутаева. Нам приказали выдвинуться за хутор Морозова, ну, мы и пошли, а немцы открыли огонь из противотанковых пушек… У нас два танка было, их сразу подбили, а мне осколок ногу перерубил – там, где голяшка… Мы взяли ту высоту, потом, правда, опять отдали, меня в госпиталь вывезли, только я этого уже не помню…
– Ладно. – Алексей поморщился. – Соседа своего Булавина хорошо знаете?
– Виктора-то? – Симохин облизнул сухие губы, заморгал. – Ну, так он сосед же… Здороваемся. Он мне разнос недавно устроил – дескать, кончай пить, Ванька, становись человеком, устраивайся на работу, могу подсобить, если понадобится. Сторожем предлагал устроить… Жинку его Антонину часто вижу – эх, хороша была когда-то баба… Только нет их сейчас, уехали – то ли в Николаев, то ли еще куда… А что такое, товарищ майор?
– Убили вашего соседа.