Кровь в круге - читать онлайн книгу. Автор: Остин Марс cтр.№ 49

— А дальше? Как эти земли остались у вашей семьи, если была революция?

— Их раскулачили, — кивнула Вера, — они почти все потеряли, ее родители потеряли фабрику, оборудование и инструменты конфисковали, тогда рояли считались буржуазным имуществом и переходили государству, но «государство», состоящее из людей, очень далеких от искусства, умело эти фабрики только разрушать. Тяжелые были времена, я читала письма, хозяин фабрики писал дочери, что у него остался только опыт и руки, и понимание сути прекрасного, которое теперь никому не нужно, он уже старый был, грустные письма писал. Ее ответ я не читала, у нас сохранились только те письма, которые приходили ей, но я подозреваю, что она ему помогла уехать из страны. Не она, точнее, а ее очень крученый сын, его тоже раскулачили, но там… скажем так, были свои способы этот вопрос объехать. В роду пошла такая забавная традиция — все дети музыканты, а один коммерсант, такой, с гибкой совестью. Есть у меня нехорошее подозрение, что в моей семье это я.

Министр посмотрел на нее с удивлением, она рассмеялась и развела руками:

— Ну туго у меня с музыкой.

— Это — туго?

— Вы просто не слышали, как играет моя сестра.

— На чем?

— На всем. На барабанах, на гитаре, карандашом на подоконнике, ложкой на стакане, пальцами на струнах рояля. И брат уже начал гитару осваивать, с такой скоростью, как будто уже умел в прошлой жизни, но подзабыл, и сейчас вспоминает. А я сижу по полчаса одну песню подбираю, и пальцы деревянные, мне до них как до луны. И меня вся семья вечно клеймит меркантильной, потому что я меняю работу, если мне мало платят, остальные так не делают.

Он рассмеялся, осмотрелся, как будто слегка заблудился, и решает, как выбираться. Открыл ближайшую дверь и повел Веру по небольшому полутемному залу, в следующий, и дальше по анфиладе.

— Так как вы сохранили дом?

— Прадед с кем-то договорился, и этот дом записали как сарай. Там по закону имущество, которое выходит за пределы определенного метража на человека, отбирали в коллективное пользование, делали там клуб или общежитие, а хозяина либо переселяли, либо выделяли ему в этом доме те метры, которые полагались по закону. И прадед по закону выбил себе гостевой дом, рядом, он нормальный был, его тоже для документов обмерили очень хитро, а этот свинарник зарегистрировали как подсобное нежилое строение, сверху окна досками позабивали, все украшения поснимали, чтобы в глаза не бросались. Они далеко от столицы жили, в деревне, там не особо соблюдали законы, если человек хороший, он другого хорошего человека легко поймет. А прадед… что-то мне так кажется, бандитом был.

Министр посмотрел на Веру в легком шоке, она рассмеялась, развела руками:

— Это мое личное подозрение. В семье об этом не говорят. Сын его был ментом, единственным на деревню, у него было единственное в деревне разрешенное зарегистрированное оружие, и очень широкие полномочия. Я прадеда не помню, но помню, что он похоронен рядом с тремя друзьями, даты смерти у них одинаковые, и он завещал всегда всех их поминать, и на их могилах тоже убирать — друзья хорошие были. И полегли, видимо, вместе. У него был большой дом, уже после революции построенный, там было несколько отдельных строений, глубокие подвалы и много ходов между ними, очень запутанных, с люками, переходами между домами, выходом в гараж, на лестницу на крышу, в сарай, в погреб, я там в детстве в прятки играла. И после него наследники постоянно находили нычки — то пачки денег в банки закатанные, то оружие закопанное, то золотые какие-то штуки, то иконы древние — контрабанда, они были запрещены. В огороде кости человеческие выкапывали, со следами собачьих зубов. У него были собаки, которых после его смерти перестреляли, потому что с ними никто кроме него не мог справиться.

— Интересный дедушка, — усмехнулся министр, Вера кивнула:

— Очень интересный. Всю жизнь на охоту ходил, ни единого охотничьего трофея в доме. Есть у меня подозрение, что только благодаря ему и не осталась семья совсем нищей, он выкрутился. Детей у него тоже было много, двенадцать, одиннадцать музыкантов, один мент. Жадный был до одури, после него тоже деньги спрятанные находили, бабушка так ругалась.

— Почему ругалась?

— Валюта сменилась, эти деньги обесценились. Очень досадно держать в руках гору денег, и знать, что это фантики, а когда-то за них можно было машину купить. А он жал каждую копейку, на спичках экономил, а в закромах прятал бешеные тыщи. Страшно боюсь стать на него похожей.

Министр посмотрел на нее с большим сомнением, она рассмеялась:

— Честно. Я в детстве все, что мне дарили, прятала на потом. Детей много вокруг, все жрут, а я сижу и наслаждаюсь мыслью, что у них уже закончится, а у меня еще будет. Меня вся семья дразнила сравнением с этим дедом. Я потом выросла и избавилась от этого, но все равно себя периодически проверяю на это дело, и если вдруг кажется, что вот сегодня я как-то так поступила, как будто для меня деньги важнее людей, то сразу делаю какую-нибудь воспитательную дикую штуку с деньгами — жертвую на благотворительность, кидаю в шапку уличным музыкантам жменю купюр, не считая, или покупаю что-нибудь ненужное, но приятное, типа билетов в театр. Очень помогает.

Министр тихо смеялся, открывая очередную маленькую дверь, повел Веру по ступенькам вниз, потом по темному коридору без окон, внезапно остановился, и с детской дерзостью объявил:

— Я тоже хочу!

— Что?

— Дикую штуку. Сделать. Сегодня и займусь.

— Что вы уже придумали? — она стояла в темноте, держа его руку и ничего не видя, за спиной была стена, в волосах ощущалось дыхание министра Шена, где-то возле гребня императрицы. Он усмехнулся и накрыл ее руку второй рукой, стал медленно вести кончиками пальцев по рукаву вверх.

— Я хочу по-настоящему досадить Йори. И матушке, за компанию. Я раньше никогда такого не делал, не вкладывал деньги в месть, это же не приносит прибыли, все равно что выкинуть. Просто взять гору денег — и вложить в месть, представляете? Не инвестировать, не построить на них что-то, а просто потратить и забыть о них. Никогда не пробовал, аж жутко. Жутко интересно.

Вера улыбнулась:

— Ну извлеките из этого выгоду как из факта. Как будто это не вы спровоцировали, а вы просто владеете информацией, что это случится. Об этом же еще никто не знает. Но всегда найдутся те, кому это интересно. Чтобы меньше времени на это тратить, можете вообще поручить это Ричи, пусть возьмет свой процент и найдет покупателя на информацию.

— Какое коварство, — довольно рассмеялся министр, нащупал тонкую прядь волос на ее плече и стал наматывать на палец, — вы определенно что-то унаследовали от своего предка, что-то очень полезное.

— Меня это не радует.

«Дзынь.»

«Да, вранье. Сейчас — радует. Когда он стоит напротив и восхищается, и не видит ничего плохого. Как быстро меняются взгляды.»

— Пойдемте. Научу вас радоваться собственному коварству.