Паша выпучил глаза.
– Ну вообще! Яков Миронович только наукой занят. У него, как ты выразилась, баб нет, есть невеста Регина, она младшая сестра академика Войтюка, химика, он в какой-то фармакологической компании работает. Регина за Яковом часто заезжает, они скоро поженятся.
– Значит, камере приделали ноги ты или Вера! – заорала я.
– Нет, – уперся Паша, – Наташка!
– Вы элементарно могли вынести с кафедры даже мебель! – настаивала я.
– Тише, пожалуйста! – зашикал Паша. – Мы не хотим, чтобы кто-нибудь знал о происшествии! В особенности Яков Миронович.
Я открыла дверцы здоровенного шкафа, увидела, что там висят халаты уборщиц, села на пол гардероба и протянула:
– Ну прямо Алиса в стране маразма. Твой рассказ похож на салат из манной каши с селедкой. Одно с другим не сочетается. Пять минут назад я услышала, что Горелов, вернувшись после занятий, сообразил, что в его кабинете пошуровал вор. А теперь вы хотите скрыть происшествие?
Паша подпер подбородок кулаком.
– Ты не даешь человеку нормально рассказать.
– А ты говори внятно! – возмутилась я. – А то сначала у нас бежит кошка черная, через секунду она уже белая.
– Здесь нет животных, – возразил Павел, – мы одни в кладовке.
– Отлично, – процедила я, – повтори историю снова, подробно и последовательно.
Глава 14
Минут через десять я разобралась в произошедшем. Яков Миронович до начала семинара на глазах у Павла развлекался с камерой, рассылал всем фотки и загадочно улыбался, когда люди прибегали назад в его кабинет и, тряся мобильниками, спрашивали:
– Как ты это сделал?
Без пяти два академик ушел на занятия и безвылазно проторчал в аудитории до двадцати ноль-ноль. Паша вернулся в кабинет Горелова в шесть, застал там Веру, колдующую над бутербродами, и сел за свой диплом. Орлова, как ушла вместе со всеми в четырнадцать, так и не появилась, хотя тоже должна была прийти в районе семи. Яков Миронович пасет дипломников, как кошка котят, требует ежедневного отчета, приказывает заниматься в его кабинете. Всем известно, если пишешь диплом у Горелова, то с блеском защитишь его и почти стопроцентно очутишься в аспирантуре. Но Яков берет лишь двух студентов, тех, кто ему особенно понравился, поэтому весь курс стоит на ушах, чтобы очаровать профессора. Но вернемся к камере.
Вера, накормив академика, побежала по каким-то делам. Пришла она назад в начале восьмого, Паша по-прежнему чертил графики. Не успела помощница отдышаться, как в кабинет ввалился профессор Боков и загудел:
– Ну, дети, колитесь, как Яша из меня за одну секунду стриптизера сделал?
– Понятия не имею, – соврал Паша.
– Вы о чем говорите? – прикинулась дурой Вера.
Боков погрозил им пальцем.
– Ох, знаю я вас! Умрете за своего чудесного руководителя. Вот только Якову иногда чувство юмора изменяет. Я на него ректору пожалуюсь! Разве это красиво мою голову голому мужику в кружевных трусах присобачивать. Горелов подчас ведет себя как подросток! А ну, показывайте, чем он орудует? Не хотите? Сам найду!
Сопя от гнева, профессор прошел к столу Якова. Павел, отлично знавший, что академик положил камеру в коробку со скрепками, живо схватил ее и сунул в карман своего пиджака. Но Боков, хоть и старый, а остроту зрения не потерял, он заметил маневр Павла и зло произнес:
– Давай сюда!
– Что? – фальшиво удивился Паша.
Преподаватель подошел к нему, бесцеремонно вытащил из его кармана картонную упаковку и, открывая ее, пригрозил:
– Я тебя хорошо запомнил, ты придешь еще в зимнюю сессию экзамен сдавать.
– Это просто канцелярские принадлежности, – заныл Павел, – я хотел бумаги сколоть.
– Вот сейчас и поглядим, – заявил Боков и высыпал содержимое коробки на стол.
Паша с Верой уставились на груду скрепок.
– Действительно, одни скрепки, – разочарованно протянул профессор.
Дипломник и помощница только моргали, они хорошо помнили, как, уходя на семинар, академик спрятал камеру именно в эту коробку. Первой опомнилась Вера.
– А вы что ожидали увидеть, Федор Николаевич?
Боков покраснел, раздул щеки и ушел, не забыв на прощание так шандарахнуть дверью о косяк, что у Паши заломило в висках.
Минут сорок потом Верочка и Павел обшаривали кабинет в поисках игрушки академика и поняли: ее унесла Наташка.
Я дала себе честное слово не перебивать парня, но на этой стадии его рассказа меня охватило глубочайшее негодование, и с языка сам собой слетел вопрос:
– Какого черта вы заподозрили Орлову?
Павел оперся локтями о колени.
– Логически поразмыслили. Мы с Верой камеру не брали. Кто тогда?
– Нетушки! – возмутилась я. – Это ты спер, а сваливаешь на Натку!
Паша выдернул из стоящего рядом веника соломинку и, методично разламывая ее на мелкие части, произнес:
– У меня отец владелец авиакомпании, мачеха издает журнал, нет у нас материальных проблем. У Веры папа дипломат, он с ее матерью сто лет за границей живет, Брызгалова постоянно к родителям ездит, в Москве у нее две квартиры, одну она сдает. С деньгами у Веры все о’кей, она спокойно может не работать, к предкам уехать, но Вере Яков Миронович нравится, понимаешь? Поэтому она ему помогает. А Орлова бедная, у нее никогда лишнего рубля в кармане нет. Вот и соображай, кому понадобилось дорогую технику красть. Нам с Верой не надо материальное положение укреплять.
Я задохнулась от негодования. Значит, если человек бедный, то он, по мнению Павла, вор? А богатый всегда честный, он лишнего миллиона не сопрет?
Пока я пыталась справиться с параличом голосовых связок, дипломник Горелова толкал речь дальше:
– Я сразу понял, кто камеру забрал. Брызгалова начала Орловой звонить, а та трубку не брала, пришлось нам Якову врать, он сразу за коробку схватился, когда в кабинет вернулся. Вера ему и сказала: «Яков Миронович, Олег Валерьевич перед вами извиниться просил. Он улетает в Нью-Йорк на совещание, должен там рабочий образец камеры представить, его экземпляр сломался внезапно. Он прислал к нам спешно своего Юру, тот вашу камеру взял. Олег Валерьевич пообещал подарок назад вернуть через две недели».
– Очень грустная история, – прохрипела я, – похоже, ваш Горелов дурак, которого любой обведет вокруг пальца.
– Яков Миронович умнейший человек! – бросился на защиту научного руководителя Паша.
– И поэтому он поверил в эту чушь? – скривилась я. – Не позвонил своему близкому приятелю? Не сказал ему нечто вроде: «Вот уж красиво назад подарки забирать».
Павел наклонился и стал завязывать шнурок ботинка.