Смерть и прочие неприятности. Opus 2 - читать онлайн книгу. Автор: Евгения Сафонова cтр.№ 142

Под аккомпанемент этого смеха и прозвучал тот злополучный вопрос:

— Тогда, смею полагать, ваше предложение еще в силе?

Выпрямившись, пока сплетники акулами кружили поодаль у приютившей ее колонны, Ева посмотрела на Гзрберта, с которым они весь вечер ненавязчиво старались держаться порознь. С тем же недоумением, что риджийцы.

— Предложение, тир Гэрбеуэрт?.. — вежливо уточнил Повелитель дроу.

— Ваши маги говорили, — сказал некромант, глядя в упор — не на него, на Еву, — что знают, как вернуть лиоретту домой.

Слова ударили под дых. Как и этот взгляд. Как и то, что за две недели, минувшие со Дня Жнеца, Еве в голову не приходило поднимать этот вопрос. И она никак не ожидала, что здесь и сейчас его поднимет вовсе не она.

Рано или поздно, конечно, ей бы пришлось об этом подумать. Но в тот момент она была слишком рада всем переменам в своей — наконец-то — жизни, чтобы думать о чем-то кроме настоящего. О чем-то кроме той ерунды, о которой вполне естественно думать семнадцатилетней девчонке, больше не обремененной ни зловещими предчувствиями, ни ежесекундной ложью, ни фальшивым венцом на голове, которую Ева в кои-то веки позволила себя потерять.

— Разумеется, в силе. — Лодберг первым разорвал тягучее молчание, заглушившее для них четверых даже звуки музыки. — Если лиоретта этого хочет.

Выжидающих взглядов риджийцев Ева так и не увидела. Почувствовала. Но не увидела. В тот момент она могла смотреть лишь на одного человека — того, кто так же неотрывно смотрел на нее поверх плеча дроу, облитого фиолетовым шелком не по-королевски просто скроенной рубашки; читая в глазах, которые она уже не могла ассоциировать с льдинками, немой вопрос. Не зная, зачем ее ответ нужен здесь и сейчас — так внезапно, так резко разрубая идиллию этих двух недель, — но зная, что лжи от нее не примут.

Думать, что из возможных ответов будет ложью, ей не пришлось.

— Лиоретта хочет, — очень, очень тихо сказала Ева.

Она ожидала всего. Гнева. Презрения. Холода. Но Герберт лишь обреченно прикрыл глаза.

Причины этого она поняла гораздо позже.

***

— Эльен сегодня просто сам себя превзошел, — сказала Ева, когда после ужина они разошлись по спальням, хозяйским и гостевым. Пожелав друг другу доброй ночи так спокойно, словно завтра они с Гербертом не поднимутся еще до рассвета, чтобы переместиться в Ленджийские горы — разделительная черта между Риджией и Керфи, под которой целых триста лет дроу прятались от эльфов и людей. — Как подумаю, что следующий ужин может быть еще лучше — тут и правда начнешь надеяться, что завтра с той стороны прореха откроется где-нибудь на северном полюсе.

Закрывая дверь в спальню, что теперь они делили вдвоем, Герберт промолчал — и, не пытаясь больше подбодрить его фальшивой бодростью, Ева отвернулась. Оставив позади бесконечные просторы темного ковра, упала на кровать по соседству с Мелком: тот лениво следил за вторгшимися людьми, возлежа на хозяйской подушке.

С тех пор, как она вернулась в замок Рейолей, безликая спальня, когда-то походившая на гостиничный номер, стала куда уютнее. К боковине шкафа прислонился футляр с Дерозе. На тумбочке и каминной полке неровными стопками лежали книги: Герберт как-кто незаметно приучился читать при ней. Еще одну тумбочку — с Евиной стороны кровати, появившуюся там недавно — завалили ноты: за керфианский месяц ожидания подходящей прорехи она успела разобрать все рукописи Кейлуса, найденные в особняке, и худо-бедно заучить половину. В изножье огромной постели поселился столик, где часто можно было увидеть кружки с фейром и печенье — Герберт поставил его там, когда они возобновили славную традицию совместных просмотров. Планшет обычно жил на том же столике, но сейчас он занял законное место во внешнем кармане футляра. Ева всегда собирала вещи заранее.

Пока Герберт выкидывал кота из комнаты, сглаживая тому горечь изгнания чесанием за ушком, Ева подползла по бархатистому покрывалу ближе к своему краю. Лежа поперек кровати, коснулась Люче, сиротливо приткнувшуюся между тумбочкой и деревянным изголовьем.

Она не скучала по Дару. Нисколько. Как и Кейлус, Ева так и не полюбила магию в себе — во всяком случае, ту магию, что здесь принято было таковой называть. Снежана (в мыслях Ева все чаще фамильярно называла ее Снежкой) с Лодом (к этому имени колдуна за три встречи с риджийцами Ева тоже успела привыкнуть) оптимистично предполагали, что это увеличивает шансы на успешное возвращение домой: у того, другого мира отпадет нужда чинить ей препоны, чтобы не пустить на свою территорию чуждое ему волшебство.

По Люче — Ева знала — скучать она будет.

— Пусть ее не кладут на алтарь в каком-нибудь храме. И не вешают в сокровищницу как музейную реликвию, — попросила Ева, когда покрывало по соседству прогнулось. — Хочу, чтобы она осталась здесь. У тебя.

— Пока я жив, так и будет.

Поворачиваясь к нему, Ева думала, что все, наверное, могло бы остаться так, как сейчас. Спальня, что теперь они делили вдвоем. Занятия музыкой днем, пока Герберт вершит управление Шейнскими землями (отныне не только ими). Фейр по вечерам. Ужины с Мирком и Мираной, возможность потрепать за шиворот дракончика и почесать белое пузо Мелка. Если верить Мирку, после ее выступления для риджийцев музыку Кейлуса перестали считать набором неблагозвучных гармоний, но парочка сольных концертов помогла бы закрепить результат — их Еве организовали бы без труда. В крайнем случае она отправилась бы в Лигитрин: поступать в тамошнюю консерваторию и гулять по тем же улочкам, где когда-то Кейлус Тибель провел счастливейший год своей жизни.

Но чем больше кругов наматывали на ее глазах стрелки часов, тем отчетливее Ева понимала — она не принадлежит этому миру. Никогда не принадлежала. Никогда не сможет.

«Что бы ни случилось завтра, спасибо тебе, — сказала Мирана, вслед за сыном обняв ее перед сном. Крепкими, неженскими объятиями, куда более сердечными, чем Ева могла бы ожидать от госпожи полковника в начале их знакомства. — Керфи тебя не забудет. Мы тебя не забудем». И это лишь заставляло увериться: Ева сделала для этого мира все, что могла. Один синеглазый демон, ценивший хорошие шоу превыше собственной выгоды, прибавил бы, что и для этой истории, ведь ей не суждено (нет у нее ни сил, ни возможностей, ни желания) справедливо править или нести прогресс в темные народные массы. Худшее, что Ева может сделать теперь — превратиться в бесполезный придаток. Вроде продолжения культовой классики, созданное Дарт Маусом, движимым Темной стороной и жаждой обогащения…

Ева часто ловила себя на том, что у ее внутреннего голоса проскальзывают интонации Мэта.

Это пугающе не пугало.

— Ты не веришь, что я уйду, — сказала она, сев, чтобы не смотреть на Герберта снизу вверх.

— Я надеюсь. — Он держался, как самурай — прямая спина, руки на коленях; в глазах, что полумрак выкрасил в почти серый, таяла печаль. — Но если сможешь… если получится… я тебя отпущу. Раз ты уверена, что там тебе будет лучше.