Робким мечтам здесь не место - читать онлайн книгу. Автор: Шимон Перес cтр.№ 6

Со временем я нашел в себе мужество заговорить с ней, но не произвел особого впечатления. Я старался изо всех сил: читал ей стихи, даже главы из Карла Маркса, но ничто, казалось, не помогало вплоть до того дня, когда я попросил ее сопровождать меня на молодое огуречное поле. Было что-то в аромате огурцов, романтике природы, что, должно быть, сработало. Наконец-то она посмотрела на меня по-другому – так, как я смотрел на нее.

Соня была моей первой и единственной любовью. Я нашел молодую женщину, которая была нежной и решительной, она во всех отношениях стала для меня источником великой мудрости и силы. Соня позволяла мне мечтать, но удерживала на твердой земле. Она верила в меня и поддерживала, когда я устремлялся к своим самым смелым мечтам. Но она никогда не позволяла мне забегать вперед. Она была моим компасом и моей совестью. Во всем мире не могло быть другого человека, более достойного моей любви, и почему-то – по какой-то неведомой причине – она тоже была готова полюбить меня.

Вот таким был для меня Бен-Шемен. То место, где мы учились днем и защищались ночью. Место, где мы могли быть самими собой и идти к своим целям. Место, где родственные души были всего в нескольких шагах от нас.

И еще он был местом великой политической драмы. Именно там я впервые пересмотрел свои политические взгляды и получил шанс с пользой применить их. Среди всего, что мы узнали от учителей в Бен-Шемене, мало что было полезнее наших занятий на тайных собраниях. Бен-Шемен был домом для целого ряда политических молодежных движений, организаций, в которых обсуждали будущее еврейского народа, необходимость построения еврейского государства и стратегию его создания.

Однако этот вид политической деятельности был официально запрещен, и любые подобные дебаты проходили ночью, тайным шепотом и со страстными призывами. Это были разговоры поколения – самого молодого поколения, мы пытались построить наше будущее, так что все это были не просто слова. Мы чувствовали, что наша миссия не просто защита родины, наша задача – создать новое общество. Именно эта идея лежала в основе системы кибуцев, и эту идею мы приняли без колебаний. И возможно, из-за того, что ставки были предельно высоки, а наша роль была центральной, те тайные дебаты часто бывали весьма горячими.

Несмотря на общие чаяния, у нас было немало разногласий. Некоторые из лидеров были сталинистами, они требовали переустроить свои кибуцы на принципах коллективизма и рассматривали еврейское государство как механизм для установления большей дисциплины и порядка. Они хотели воспроизвести советскую систему. Что касается меня, я полагал, что Сталин исказил учение Маркса, что его стиль правления был гибельным для социалистического идеала. Я считал, что вместо того, чтобы копировать его систему управления (или любую другую), нам нужно было создать свою уникальную систему, отражающую национальный этос, основанный на принципах иудейской морали. Как однажды сказал Герцль, «это правда, что мы стремимся к нашей древней земле. Но то, что мы хотим увидеть на этой древней земле, – это новый расцвет еврейского духа».

Постепенно я становился ключевым игроком, а не случайным участником наших секретных встреч. Ранний опыт молодежного движения изменил меня, сформировав видение мира и – все отчетливее – своего места в нем. Чем сильнее проявлялись мои лидерские качества, тем яснее я осознавал, как мне это нравится, насколько это может быть впечатляющим: стоять перед толпой, менять взгляды и убеждения людей, а может, саму историю. Я уверен: мне помогло то, что, даже будучи подростком, я был наделен необычайно глубоким баритоном, который придавал моим словам солидность и авторитетность, даже когда я этого еще не заслуживал.

На второе лето в Бен-Шемене молодежное движение, к которому я решил присоединиться, – «Ха-Ноар ха-овед» ^[15], или «Рабочая молодежь», – проголосовало за избрание меня делегатом на национальное собрание. Я был в восторге. Нет, я был не менее предан своим мечтам о заселении Эрец-Исраэль, но внезапно осознал, что у меня есть навык, который другие считают преимуществом, – способность убеждать. Я чувствовал, что меня призвали на службу, и это обстоятельство открыло передо мной второй путь.

Через несколько месяцев после вступления в должность я должен был совершить поездку от имени «Ха-Ноар ха-овед» на север, в Хайфу. Я планировал поехать автобусом, но, когда упомянул об этом в разговоре с Берлом Кацнельсоном ^[16], интеллектуалом и великим сионистским мыслителем, который мне нравился, он предложил кое-что получше.

– Вообще-то сейчас очень удачное время, – сказал он. – Один мой друг едет в Хайфу на следующей неделе. Я уверен, что смогу договориться, и он предложит тебе место в своей машине.

– Отличная новость, – ответил я. – А кто твой друг?

– Это Давид Бен-Гурион ^[17], – бросил он небрежно.

На мой взгляд, Давид Бен-Гурион был не просто человеком, а настоящей легендой. Он был лидером еврейского народа в Подмандатной Палестине, стратегом и философом. Он стремился к независимости евреев не только во имя создания государства, но и для выполнения нашей исторической миссии стать «светом для народов», примером для всего человечества. Его видение будущего государства – безопасного, надежного, демократического и социалистического – вдохновляло меня, а энергия его борьбы вызывала восхищение. И вдруг мне представилась возможность провести с ним два часа, и ничто не будет ограничивать наше общение, кроме времени в пути.

Я очень мало спал накануне поездки. Вместо этого я провел большую часть раннего утра, размышляя над тем, что он может мне сказать и как я смогу ответить. Я пытался представить, какие вопросы он задаст, и продумать свои ответы, тихо нашептывая их, уставившись в потолок. Я надеялся, что смогу произвести на него впечатление, если продемонстрирую свое видение проблем, приверженность делу, и, возможно, он вспомнит меня позже – возможно, я смогу выделиться. Кто знал, к чему это приведет?

Я уже был на заднем сиденье, когда Бен-Гурион сел в машину рядом со мной. Волосы его оказались даже белее, чем на фотографиях, они почти светились на загорелой коже, в основном вокруг лысины. Он был в пальто, довольно хмурый, мне показалось, что это скорее постоянное выражение лица, чем отношение к моей компании, по крайней мере, так я надеялся.