— Что, Фицпатрик, есть повод избавить мир от британца?
Тот осклабился:
— Я же говорил, что мы поладим, сэр. Вот только в этом мире нет особой разницы, британец ты или добрый сын зеленого острова. Поскольку зелены здесь, увы, вовсе не острова, сэр.
Похоже, Макги был в хорошем настроении. Но последнее, чего ожидал Томас, рассказав Фицпатрику о своем ночном видении, — приставленный к голове пистолет.
— Прошу прощения, сэр, — проговорил Макги, хотя не было похоже, что он извиняется. — Это единственный действенный способ отличить… э-э… одержимого, сэр.
— Я помню, помню, — проворчал Томас.
Сказать честно, он не слишком верил фокусам с монетой. Конечно, боги, демоны и все такое, но чтобы серебро превращалось в золото от одного прикосновения?
Томас, однако, хорошо помнил взгляд сэра Уильяма Лэма, когда он, Томас, читал то, что лорд премьер-министр называл «меморандумом Холла». Бумагу, полную странных обвинений в адрес генерал-губернатора страны Ксанад и доставленную мертвым конфидентом сэра Уильяма. Умершим где-то между Ксанадом и их миром.
Именно поэтому он без лишних слов подхватил со стола серебряный шиллинг, покрутил в пальцах, погрел в ладони, потер об обшлаг и показал Фицпатрику — все такой же светлый, белый кругляш с профилем короля-рыболова.
Приподнял вопросительно бровь:
— Что-нибудь еще? Может, сыграешь мне на волынке, а я спляшу «Иву над ручьем»?
Макги ухмыльнулся:
— Пожалуй, сэр, тогда бы я от удивленья копыта отбросил. А оставлять вас наедине с этой чертовщиной — не по-христиански, пусть вы и англичанин.
Он протянул Томасу пистолет рукоятью вперед.
Тот хотел отказаться — все же шутки с оружием казались ему неоправданно детскими, однако Фицпатрик был непоколебим.
— Сэр, — говорил, протягивая оружие, — уж поверьте: такие правила пишутся кровью выживших, — и взял монету.
Серебро, конечно же, и в его пальцах осталось серебром.
17 июня. Утро
Сад был обустроен по местным канонам: без геометрической простоты дорожек, свечей кипарисов и аккуратно подстриженного кустарника; но и никаких привычных холмов и насыпей британских поместий, никакого притворства. Здесь не пытались изображать дикость — и не пытались подчинять ее. Здесь дикость и была культурой, здесь боги ходили меж людьми — и мир прогибался под их стопами.
Тропки закручивались спиралями — и никуда не вели. Деревья превращались в мостики, а мостики водопадами спадали вниз. Кусты походили на стайки попугаев и, казалось, перепархивали с места на место, стоило лишь отвести взгляд.
В садах страны Ксанад с непривычки начинала кружиться голова — но при этом становилась до странного ясной и хрустально-прозрачной; только вот самые главные мысли словно лежали подо льдом: видны, но недостижимы.
— Порой мне кажется, что раньше — во времена Греции или Египта — дверь сюда была не калиткой, но воротами. И за вдохновением древние отправлялись именно в эти сады. — Госпожа Франческа, укрывшись под кружевным зонтиком, не глядела на Томаса, но он отчетливо видел полуулыбку на ее губах. — А может, и сами боги тех времен пришли в наш мир именно отсюда.
Адъютант полковника Хэвиджа кашлянул со значением.
Однако Томас ухватился за представившуюся возможность.
— На вчерашнем ужине мне показалось, что говорить о богах здесь считается дурным тоном, разве нет?
— Ах, — махнула ладонью госпожа Франческа, будто гоня назойливую муху. — Мужчины всегда придумают себе повод для страхов. Не вставать с левой ноги, не пожимать руки через порог, не свистеть в море. Не говорить о богах в стране, где те могут стоять за твоими плечами… Уильям, дорогой, если вы будете так дуться, вам станет дурно.
Адъютант вымучено улыбнулся.
— Это не просто предрассудок, — сказал он, обращаясь к Томасу. — Вы знаете, что «зеленые» даже не называют их по именам?
— Кого? Своих богов?
— Да, — Уильям быстро, по-птичьи, словно склевывая, кивнул — да и сам он походил на заполошенного петушка: красная грудь мундира, крючковатый нос, бусины глаз. — Считают, что стоит назвать их по имени — и тем откроется путь внутрь человека. Вот и говорят экивоками: Убивший Сто Тысяч, Идущий-в-Дожде, Знающий Пять Тысяч Троп…
— Довольно… — Томас пошевелил пальцами, подыскивая слово, — …поэтично. Вы, похоже, разбираетесь в здешних предрассудках. А то, говорят, Королевская Академия подумывает послать сюда ученых…
Госпожа Франческа тихонько рассмеялась:
— Ученым, полагаю, здесь бы понравилось — как и тем, кто любит собирать, как вы изволили выразиться, предрассудки. Таким людям, как господин Бладджет. Или таким, как я, господин Томас. Бладджет и я, правда, аматоры, но… Мой муж везет из поездок по стране Ксанад столько удивительного. Взять хотя бы его поездку к Железному лесу, вместе с мастером Гудвином… Жаль, что королева пока шлет сюда все больше военных.
— Ну, — миролюбиво произнес Томас, — не все ведь из нас служаки. Я слышал, многие офицеры являются специалистами по… довольно широкому кругу вопросов. К примеру, мне говорили, что последний из побывавших тут, капитан… — он пощелкал пальцами и беспомощно взглянул на адъютанта.
— Холл, — ответила госпожа Франческа. — Верно, Уильям?
Тот кашлянул и неопределенно повел головою.
— Да, верно, капитан Холл. Говорят, он человек широко образованный.
— Быть образованным иногда мало, чтобы понять особенность здешней культуры. Бога не поймать в сети логики — он сам творит логику, переиначивает ее под себя. Мы — там, в нашем мире, — зовем такое чудом. Именно в этом разница между мною и мастером Гудвином: наш негоциант умеет оценить лишь то, что можно подвергнуть вивисекции. Эти его исследования… — она сморщила носик, выделяя последнее слово.
Адъютант Хэвиджа снова кашлянул. Госпожа Франческа глянула на него не без лукавства.
— Или, скажем, Уильям: он холоден и рационален, верит исключительно в то, что видит сам, и почитает лишь те раны, в которые можно вложить персты. Парадоксально, учитывая то, как он относится к разговорам о богах, не правда ли?
А если, подумал Томас, боги и демоны приходят к тебе сами, во снах? Как понимать это? И как с таким жить?
Но отвлекаться было нельзя: адъютант говорил, а взгляд его был чрезвычайно цепок.
— …и только тот, в ком бог, демон или еще какая сверхъестественная чертовщина, прошу прощения, миледи, воплотилась, рискует называть божеств по имени.
— Это правило, как понимаю, действенно и для нас, британцев, — уточнил Томас.
Уильям развел руками:
— По крайней мере, многие в это верят. В первые годы даже случались конфликты…
Госпожа Франческа легкомысленно отмахнулась: