Они непременно победили бы, если бы большинство избирателей не опасалось создания прецедента. Этим страхом умело воспользовались либералы. Они заявили: «Мы не возражаем против Джона Смита, да упокоится его душа в мире; возможно, он явился бы украшением Белого дома. Но подумайте, что произойдёт, если в неопределённом будущем президентское кресло займет недостойный покойник?»
Этот аргумент решил дело.
Либералы из студентов, однако, оставляли разговоры старшим. Сами они предпочитали посещать специальные занятия по партизанским методам ведения войны, изготовлению бомб и применению огнестрельного оружия. Как они частенько поговаривали: «Недостаточно просто реагировать на происки красных. Мы должны копировать их методы, особенно в области пропаганды, внедрения в ряды, свержения режима и политического контроля».
Университетские консерваторы, уступившие победу на выборах либералам, делали вид, что в мире ничего не изменилось с тех пор, как генерал Паттон разбил персов в 1945 году. Они частенько посиживали в пивных и распевали «Сагу о побережье Омахи». Самые эрудированные могли исполнить её в оригинале на древнегреческом.
Джоэнис продолжал преподавать культуру островов юго-западной части Тихого океана и наслаждался университетской обстановкой. Постепенно коллеги стали принимать его как своего. Хотя сперва, конечно, были некоторые возражения.
Ловимомент, кафедра английского языка: «Боюсь, Джоэнис не воспринимает “Моби Дика” как составную часть культуры юго-западной части Тихого океана. Странно».
Блейк, кафедра физики: «На мой взгляд, большим упущением с его стороны является то, что он не подчеркивает полное отсутствие влияния современной квантовой теории на жизнь островитян. Это наводит меня на кое-какие мысли».
Хойтберн, кафедра музыки: «Как я понимаю, он совсем не освещает важнейшую роль псалмов в народной музыке того района. Но это, в конце концов, его курс».
Шан Ли, кафедра французского языка: «Насколько мне известно, Джоэнис не посчитал нужным отметить вторичное и третичное влияние французского языка на технику транспозиции временных форм глагола в языках юго-западной части Тихого океана. Я, разумеется, всего лишь простой лингвист, но, по-моему, это весьма существенно».
Были и другие нарекания – со стороны профессоров, которые считали, что Джоэнис исказил или вообще игнорировал их специальности. Подобные трения, вполне возможно, могли бы привести со временем к натянутости в отношениях. Однако решающую роль сыграли слова Джефрарда с кафедры античности.
Этот великий старец, поразмыслив несколько недель над существом вопроса, заявил: «Вы, наверное, смотрите свысока на такую старую перечницу, как я? Но, черт побери, я думаю, что он мировой парень!»
Сердечный отзыв Джефрарда сослужил Джоэнису добрую службу. Профессора стали менее отчужденными и выказывали чуть ли не дружеское расположение. Все чаще Джоэниса приглашали на вечеринки и приемы в домах коллег. Вскоре его сомнительное амплуа приглашённого преподавателя было почти забыто, и он, как равный, вошел в жизнь УССВ.
Авторитет Джоэниса достиг апогея после завершения весенних студенческих соревнований. Именно тогда, на вечеринке по случаю начала каникул, профессора Харрис и Свободмен пригласили Джоэниса предпринять с ними и их друзьями ночное путешествие в одно местечко высоко в Адирондакских горах.
9. Необходимость утопии
(Следующие четыре истории о приключениях Джоэниса в Утопии рассказаны Телеу с Хуахине)
Рано утром в субботу Джоэнис и несколько коллег-профессоров сели в старенький автомобиль Свободмена и направились в общину Благождания в горах Адирондака. Как выяснил Джоэнис, посёлок Благождание, возведённый с помощью Университета, населяли исключительно идеалисты, отрешившиеся от всего земного с целью служить грядущим поколениям. Создание общины являлось экспериментом, причем с далеко идущими замыслами. Его целью было ни много ни мало как смоделировать для мира идеальное общество. В сущности, Благождание задумывалось как практически реализуемая Утопия.
– Я полагаю, – сказал Харрис с кафедры политических наук, – что необходимость такой утопии налицо. Вы много ездили, Джоэнис, и собственными глазами видели упадок нашего общества и безразличие людей.
– Я заметил нечто подобное, – согласился Джоэнис.
– Причины этого явления весьма сложны, – продолжал Харрис. – На наш взгляд, истоки кроются в добровольном отчуждении личности, в уходе от проблем реальности. Это, разумеется, есть составляющая любого сумасшествия: бегство, безучастие и создание вымышленной жизни, приносящей куда больше удовлетворения, чем реальный окружающий мир.
– Мы, участники благожданского эксперимента, – подхватил Свободмен, – считаем, что это болезнь общества, а потому она может быть излечена лишь социальными методами.
– Более того, – сказал Харрис, – наше время ограничено. Вы убедились, Джоэнис, как быстро всё приходит в упадок. Закон выродился в фарс, наказание потеряло всякое значение, а вознаграждения мы предложить не можем. Религия проповедует устаревшие ценности людям, балансирующим между апатией и безумием. Философия выдвигает доктрины, понять которые в состоянии только философы. Психология силится определить правильный тип поведения, исходя из стандартов, которые потеряли всякий смысл пятьдесят лет назад. Экономика требует бесконечного развития всех сфер производственной деятельности, чтобы угнаться за безудержным темпом рождаемости. Естественные науки дают нам возможность обеспечить это развитие таким образом, что скоро на каждом квадратном футе земли будет стоять по стенающему человеку. Моя собственная область – политика – не предлагает ничего лучшего, чем жонглирование этими гигантскими силами, – пока всё не рухнет или не взорвется.
– И не думайте, – продолжил Свободмен, – что мы снимаем с себя ответственность за происходящее. Хотя считается, что ученые знают больше, чем обычные люди, мы, как правило, предпочитаем сторониться общественной жизни. Практичные, напористые типы всегда пугают нас; а именно они привели мир к такому положению.
– Отчуждённость – не единственный наш недостаток, – сказал Хенли с кафедры антропологии. – Позвольте мне указать, что учили мы плохо! Редкие многообещающие студенты становились, в свою очередь, преподавателями и тем самым изолировались. Остальные попросту высиживали наши нагоняющие сон лекции, стремясь поскорее получить диплом и занять свое место в сумасшедшем мире. Мы не пробились к ним, Джоэнис, не тронули их души и не научили их думать.
– Фактически, – вставил Блейк с кафедры физики, – мы сделали совершенно противоположное. Мы ухитрились привить большинству наших студентов явную ненависть к мышлению. Они научились с величайшим подозрением относиться к культуре, игнорировать этику, а науку рассматривать лишь как средство обогащения. Вот за что мы несём ответственность, и здесь мы потерпели поражение, а результат этого поражения – весь окружающий мир.
Долгое время профессора молчали. Затем Харрис подытожил: