– Здравствуйте, ребята, – говорит он, наклоняясь к родившимся.
Лампа светит в глаза, но от неё же идёт тепло. Оно идёт сквозь Тиму и сквозь Сёму, зайцев и львов, сквозь всё на свете. И хочется закрыть глаза, чтобы оно окутало тебя и обхватило мягкими руками, чтобы накрепко, навсегда…
Смерть кончилась, когда Джек дёрнул Сёму за лапу. Он очень плотно сжал зубы и потащил маленького медведя вниз. Сёма открыл глаза, и тепло рассеялось. На небе снова ожило солнце. Только теперь оно вываливалось из неба и свисало огромной тёмной каплей. Такой каплей, которая вот-вот соскользнёт и разлетится острыми брызгами. От неё в свод тянутся ветки кабелей, а по поверхности всего в нескольких местах пляшут огоньки – оставшиеся целыми свечи-лампочки. Но даже из них две мигают. А по небу уже не разбегается паутина трещин, нет, в стороны от сгоревшего солнца текут чёрные реки разломов, больших, как рвы перед старой полосой укреплений. И от них становится ещё темнее.
Джек снова потянул Сёму за лапу. Да-да, надо идти. И даже бежать. И ещё ведь этот, в одеяле… Русю пришлось какое-то время волочить, бросив связанного оловянного. Жираф казался бессильной тушкой, нисколечко даже не трепыхался, и от страха, что он таким и останется, Джек беззвучно подвывал. Потом Сёма стал трясти Русю что есть сил, он мотал длинную шею из стороны в сторону и шлёпал мягкими лапами по оранжевой морде. В конце концов, жираф открыл один глаз, и стало ясно, что обошлось.
– Тащи розовое, – сказал обрадованный Сёма Джеку. Но Джек один уже не может. Пришлось всем вернуться.
Руся жалобно блеял от ужаса и закатывал глаза. Глупый Руся, и так ведь всем плохо.
Затмение, думал маленький медведь. Вместо солнца – луна…
Скатившись с баррикады, бежали со всех ног. Солнце над головой шипело и плевалось чёрными горелыми кусками. Они то и дело с грохотом падали за спиной, в Комнате мальчиков. После четвёртого удара Сёма уже не оборачивался.
Потом прицепились к динозавру. Хватались за гребни на Яшиной спине, а Джек даже залез ближе к шее. Одеяло с оловянным Яша прижимал к себе маленькой трёхпалой лапкой. Сёма всё время смотрел на это одеяло, ему казалось, что оно выпадет или разорвётся, пленный полетит вниз, и тогда от него останутся одни только дребезги. Можно ли так сказать – дребезги?..
Весь Дом выбежал навстречу динозавру, бухающему об пол огромными лапами. Сёма подумал, что это, наверное, очень красиво: солнце сыплется с неба, всё трясётся и падает, – и тут из полутьмы появляется огромный громкий ящер. А у него на спине разведчики и розовый свёрток в лапах. И вот тут Сёма спрыгивает с динозавра и говорит…
Руся тяжело рухнул с Яшиной спины. Джек упал следом, но тут же подскочил и побежал, волоча задние лапы, ткнулся носом Ларе в подол василькового платья.
А Сёма спрыгнул последним и ничего сразу не сказал. Не получилось так, как думал. Ему захотелось обратно в сон о том, как он только что родился. Но сны – они по желанию не приходят.
А все смотрели на него и ждали.
– У меня нет фонарика, – сказал Сёма и опустил глаза.
Не будешь же рассказывать, что ничего поделать было нельзя. Хорошо ещё, что оловянного взяли – по запасному плану. Могли бы и вообще ничего не принести. Как бы они тогда смотрели?
Лара молчала. Лучше бы она, конечно, что-нибудь говорила. Лучше бы даже плакала или кричала. Но нет, она молчит, и это почти как чёрное солнце. Страшно до отчаянного желания выключиться.
– Я хотел его обменять, – сказал Сёма и пнул розовый сверток с оловянным. – У них есть фонарик. Но его втроём не достать. Там далеко… и место… непроходимое. Болотное место. Там тоже бросали вагоны, и они ещё почти целые.
Сёма поднял глаза и заметил, что все смотрят на него. Они ещё чего-то ждут. Что он им расскажет, зачем и почему всё. Почему солнце и оловянные. И когда фонарик. И что теперь. И как дальше. Только он ведь ничего такого не знает. Ему и Тима ничего такого не говорил. И в столе с картинками про луну ничего нет.
Джек с Русей и Яша тоже смотрят. Как будто их там не было с ним, как будто сами не знают. Как будто это теперь так из-за него…
– Мы его обменяем, – объявил Сёма и даже сам удивился тому, что произносит. – Нужно собираться. Очень быстро всё здесь закрывать и идти к вагонному хранилищу, пока ещё держится небо. И этого нужно выбрать ещё, коменданта.
– Кого? – переспросила Лара.
– Коменданта.
– Это зачем?
– Ну… чтобы тут всё осмотреть. Чтоб по правилам всё и без глупостей.
Сёма и сам не знал, зачем нужен комендант и кто это вообще такой. Но слово само сложилось в голове, а сейчас главное – говорить хоть что-нибудь. И вот он говорит. Все молчат, а он говорит. И пока получается.
– Вы собирайтесь, а я пока через клетчатое поле с пленным. Пройду и обменяю его с той стороны. У них там точно есть фонарик. И даже не один. Я сам видел, когда прятался за дверью.
– О ком это ты говоришь? – не отпуская Джека, спросила Лара. Она недоверчиво хмурилась.
Сёма постарался встать попрямее.
– О ловцах.
За спиной Лары всхлипнули, зашептались и заблеяли. Это понятно. Ловцы – страшные. Все боятся ловцов, и никто с ними не разговаривал. Никто из живых.
– Так нельзя, – покачала головой Лара, – он такой же, как мы.
Зайцы тут же закивали своими глупыми головами. Зайцы никогда ничего не понимают.
– Никакой он не такой, – сурово сказал Сёма. – Они разбирали маленьких и резали. И даже своих тоже. У них есть колодец… Руся, ты же видел?
– Стра-а-ашный, – заблеял Руся.
– Всё равно, Сёма, – сказала Лара.
Маленький медведь от отчаянья топнул лапой.
– После затмения вместо солнца зажжётся луна, – нараспев продекламировал он Катины слова. – Небо просыплется звёздами, и так закончится история нижнего мира. Посмотрите, солнце гаснет! – закричал маленький медведь, протягивая лапы в сторону свисающих с неба солнечных лохмотьев.
Лара молчала. Только качала головой.
Сёма так и думал, что она не согласится. Она очень хорошая, но сейчас нельзя быть хорошим. Нужно быть быстрым. Иначе небо накроет всех. Уже совсем недолго осталось. А Лара жалеет. Она жалела, когда роботы сбросили железяки на первого ловца. И когда Герой забрал Катю наверх, она тоже их жалела. Ещё ничего не случилось, а она уже плакала…
Надо сделать Ларе больно. Чтобы она не возражала. Чтобы никто не возражал. Так надо, правда.
– Когда наверх пошли Катя с Собаком и Ёжиком, ты им ничего не сказала, Лара, – Сёма широко открыл глаза и смотрел на куклу почти в упор.
Так, конечно, в нормальное время нельзя, он бы сам такого не потерпел. Катя ведь Ларина сестра, они из одного набора. Больше и нет совсем, только две куклы. Всего две: одна в васильковом платье, а другая – в салатовом.