Истовик-камень - читать онлайн книгу. Автор: Мария Семенова cтр.№ 64

Тиргей, помнится, горько рассмеялся в темноту. «Что же я смогу здесь тебе преподать?..» – «Я услышал здесь чужие языки, – ответил Пёс. – Мономатанский, халисунский, саккаремский. Твой я знаю хуже…»

Тогда Тиргей крепко задумался. А потом… стал читать дремучему жителю леса классические поэмы. Одну за другой. Всё то, что никак не желали слушать дети столичного Управителя. К его изумлению и восторгу, венн большую часть запомнил наизусть с первого раза. Понятные и непонятные слова – всё вместе, как музыку. «Вот что значит нетронутый ум, – восхитился Тиргей. – Ум, не обременённый излишними знаниями, чистый, словно свежий пергаментный лист: что хочешь на нём, то и пиши…»

Он и теперь, сидя верхом на рычаге ворота, начал взывать к тени бессмертного Тагиола:

Есть и ещё одно чудо средь тех, что Богами

Созданы для украшения лика земного,

Нам же, творение зрящим, – на радость и диво…

Низкий голос Пса немедленно отозвался из мрака, который был прозрачен для его глаз, а для слепнущего арранта – совершенно непроницаем:

Это – вода. Говорливый ручей под горою,

Там, где душистым шиповником скалы увиты,

Капли дождя, что мы в детстве ловили в ладони,

Маленький пруд, где весёлые вьются стрекозы,

И сокрушительный вал океанского шторма…

– Друг мой, рассказывал ли я тебе о самотёчном винте?..

– Да. Воде кажется, что она всё время течёт вниз, но на самом деле она поднимается.

– Этот способ изобретён вовсе не мною, у нас в Аррантиаде им пользуются с незапамятных времён, но Церагат не стал меня слушать, даже когда я принёс действующую модель. Этот невежда сказал, что предпочитает действовать по старинке: на его век, мол, хватит. А ведь самотёчный винт, вращаемый одной лошадкой или осликом, заменил бы все эти вороты, на которых работаем мы с тобой и другие несчастные!..

Серый Пёс молча слушал его возмущённые речи. «Вот что делает с человеком учёность. Небось ни разу не помянул предательства Церагата, из-за которого мы здесь оказались. Но самотёчного винта ему до сих пор не может простить…»

– А вот тебе другой способ поднимать воду наверх, – продолжал Тиргей. Воодушевившись, аррант выпрямился на своём неудобном сиденье, его руки по давней привычке что-то строили в воздухе, оживляя рассказ. – Этот способ вообще не требует усилия животного или раба, нужна только бурная подземная речка вроде тех, которые тут в изобилии. Представь, брат мой!.. Река направлена в дудку, проложенную каменотёсами. Дудка перегорожена дверцей, и мощная пружина стремится открыть её против течения. Поток сильнее пружины, он увлекает дверцу и захлопывает её. Но воду, словно разогнанную повозку, невозможно сразу остановить! И она исчерпывает своё движение, устремляясь в трубку, уходящую вверх!..

Он помолчал, успокаивая дыхание, чтобы не раскашляться.

– Но когда вода утихомиривается, пружина превозмогает её неподвижный напор, и дверца вновь открывается. И так раз за разом – до бесконечности!.. – Тиргей помолчал ещё и виновато сознался: – Это я уже изобрёл сам.

«Вот только я никогда не увижу, способно ли работать начертанное моим мысленным оком. Даже в модели. Не говоря уже про большое устройство для промывки руды… Да о чём я! Я его и нарисовать-то теперь вряд ли смогу. А ведь надеялся, трижды глупец, что меня за него на свободу отпустят…»

Венн спросил:

– Вы, арранты, все такие учёные?..

Тиргей даже рассмеялся.

– Что ты! Мой отец и старший брат так и остались неграмотными. Они мостили дороги, зарабатывая деньги, чтобы я смог учиться. Они хотели, чтобы я сделал то, чего не удалось им… – Он вдруг о чём-то задумался, вздохнул и после долгого молчания проговорил совсем другим тоном: – Друг мой, брат мой, я хочу тебя попросить… Так повелось, что из нас двоих чаще я подчиняюсь твоей воле, чем ты моей, но, во имя слезы Вседержителя, что растопила камень со следами Прекраснейшей!.. Умоляю, послушайся хотя бы однажды! Я встану перед тобой на колени, если это тебя убедит!.. Когда надсмотрщики решат меня добить, пожалуйста, не пытайся меня защитить…

Серый Пёс промолчал. Но Тиргею показалось, что ворот заскрипел пронзительнее и резче. «Хоть бы смазывали его, что ли…»

– Потому что теперь мой черёд завещать тебе нечто такое, что не удалось сделать мне самому. Мы с тобой хотели получить свободу, так? Мы выбрали неправильный путь. Свободу, как и честь, не крадут, не покупают и не берут в дар. Её можно только завоевать… – Подумал и докончил: – Помнишь, что я тебе говорил? Про Истовик-камень?.. Я его не нашёл, сколько ни пытался. А ты – сможешь…

Серый Пёс насторожился, заметив свет факела и одновременно услышав наверху чьи-то шаги, приближавшиеся к яме. Привычная настороженность едва не побудила его дать знак арранту, чтобы скорее слез с ворота и сделал вид, будто крутит его… Но шаги принадлежали Гвалиору, и венн успокоился.

Скоро с неровного края упала верёвочная лестница, и молодой нардарец спустился на дно.

– Здравствуй, Пёс… – шепнул он и сунул в руку венну большой ломоть хлеба. Почти половину пресной белой лепёшки из тех, которыми питались надсмотрщики. Даже с остатками масла. Кто-то из вольнонаёмных бросил её, не доев. А Гвалиор изловчился украдкой подобрать и принести сюда.

– Тиргею отдай, – сказал Пёс.

– У меня и для него есть. Я сегодня богатый.

– Здравствуй, Гвалиор, – подал голос аррант.

Надсмотрщик подошёл к нему и вручил такой же добротный кусок. И вправду богатство, сущий праздник, далеко не всякий день перепадавший двоим голодным рабам! Венн принялся жевать, заставляя себя не спешить и стараясь не обронить ни крошки. У него дома пекли совсем другой хлеб. Чёрный хлеб, пышный, ноздреватый, душистый, способный целую седмицу лежать в коробе не черствея…

Здешний беззаконный народ был способен только вот на такие лепёшки. По людям и хлеб! Хотя, если разобраться, хлеб-то ни в чём не был повинен. Такие уж руки его испекли, а потом бросили наземь…

Гвалиор между тем осветил своим налобным фонариком напарника венна, сидевшего на рычаге, и то, что он увидел, ему весьма не понравилось. Это был почти бесплотный призрак того полного жизни Тиргея, что лазил за ним, пьяницей несчастным, в Бездонный Колодец. Рыжие кудри учёного и так-то были сплошь побиты безвременной сединой, но теперь они ещё и заметно редели. Да и завитков, некогда по-аррантски крупных и тугих, как будто сделалось меньше… Гвалиор пригляделся… Так и есть! Волосы арранта постепенно переставали курчавиться. Надсмотрщик внутренне содрогнулся. Он сам видел однажды, как распрямились волосы недавно умершего: вместо шапки крутых завитков на погребальную подушку расчёсанной паклей легли безжизненно-вялые пряди… Да. Озеро Каттая дышало воистину смертью. Безликой, неосязаемой и безгласной…