Непосредственный человек - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Руссо cтр.№ 56

Студень оказался похож на большую часть еды, вызывающей теоретические возражения, то есть оказался вкуснее, чем думалось. Мы молча жевали потроха, пока мистер Перти не ответил на мою ухмылку:

– Твоей матери студень предлагать не стану.

При свете дня дом Джули и Рассела выглядит – если такое возможно – еще мрачнее. Его незавершенность бросается в глаза, окна пустые и темные, маленький «эскорт» Джули кажется еще более неуместным в огромном двойном гараже, где поместилась бы пара минивэнов и газонокосилка в придачу. Но поскольку «эскорт» одинок, я могу отбросить один из порожденных свиными потрохами сценариев, который преследовал меня, пока я ехал от «Круга» в гору, а потом вниз в Аллегени-Уэллс. Мне уже виделась подъездная дорожка, забитая знакомыми автомобилями, среди них и машина Лили. А в доме все – друзья, родственники, любимые – ждут меня, чтобы «вмешаться ради моей же пользы». Однажды моя жена устроила такую разборку своему отцу, и, возможно, теперь она сочла, что настала и моя пора. Эта картина настигла меня на вершине горы с такой отчетливостью, что я притормозил посреди прекрасного пейзажа, дабы подумать. Здесь, наверху, в холодном разреженном воздухе, показалось, что моя гипотеза выдержит бритву Оккама. Разборкой можно объяснить странный звонок от Джули. К тому же Лили давно говорит, что мое поведение беспокоит не только ее. Может, все они сговорились, Может, подумал я, эпизод с гусем убедил моих близких в том, что меня пора обуздать.

Беда с прекрасными пейзажами в том, что они заслоняют от нас простую земную картину, вот и теперь, распахнув дверь машины и услышав, как шуршат на ветру остатки прошлогодней листвы, я чуть не принял этот звук за сухой смешок Уильма Оккама. Смысл любых разборок в том, чтобы смягчить или прекратить какое-то конкретное поведение. В случае с отцом Лили его дети и внуки пытались помешать ему допиться до смерти – он разве что вслух не объявлял, но всячески давал понять, что именно таков его план. Соответственно, все обвинения, предъявленные ему членами собравшегося клана, представляли собой вариацию на единую тему: вот как твое пьянство действует на меня, обижает меня, унижает меня, сердит меня. Если же кто-то решит учинить головомойку Уильяму Генри Деверо Младшему, подобного лейтмотива не подобрать. Тедди Барнс напомнит мне, что я недостаточно люблю свою жену. Мать выразит разочарование в связи с тем, что я сделался умником. Билли Квигли обзовет меня долбодятлом, а Мег упрекнет в недостатке храбрости – я же так и не съел ее персик. Финни (человек) и Пол Рурк обвинят в беспринципности, Дикки Поуп – в идеализме. Словом, я заноза в любой заднице, но в каждой заднице – на свой лад.

Я вошел в дом моей дочери через кухню – постучал, но ответа ждать не стал. Преимущество мужчины, который входит в дом, до мельчайших подробностей схожий с его собственным. Внутри я услышал Джонни Мэтиса из стерео – верный знак, что Джули дома одна. Рассел слушает блюз и не станет добровольно внимать песне со словами «До скончания века» под рыдание скрипок.

Она сидела в гостиной, моя дщерь, примостилась на краешке длинного дивана и смотрела куда-то в распахнутую дверь – возможно, на осиное гнездо, все еще болтавшееся под свесом крыши. Разумеется, она слышала, как я вошел, но не приподнялась, не поздоровалась, даже не обернулась. С порога я видел, что она в халате, хотя уже перевалило за полдень. Если смотреть только выше ворота, на изящную, тонкую шею, можно принять Джули за ее мать.

Я обогнул диван и подошел к двери в патио. Какое-то движение в воздухе привлекло мой взгляд. Там, под краем крыши, поверить не могу, с полдюжины черных ос висели над гнездом, порой кидаясь к сухому серому пергаменту и тут же отлетая прочь, словно отраженные незримым щитом.

– Ничему не учатся, – сказала Джули, и когда я повернулся ответить, я увидел ее левый глаз, тот самый, который она повредила в детстве, – распухший, превратившийся в щелочку. Белок почти исчез, а та малая часть, что осталась на виду, в паутинке лопнувших сосудов.

– Джули! – беспомощно произнес я, остановившись.

– Я хочу, чтобы он ушел насовсем.

– Это Рассел сделал?

– Я упаковала чемоданы.

– Джули! – повторил я. – Притормози. Это сделал Рассел?

Разве я не прав – разве не следует все проговорить?

На простой вопрос Джули ответила задумчивым молчанием, как будто видела здесь философское измерение, ускользнувшее от меня.

– Рассел ударил тебя?

И снова она долго думала над формулировкой ответа.

– Я упала, – сказала наконец она.

– Упала?

– Он толкнул меня, – осторожно произнесла она. – И я упала.

Пока мы обменивались этими репликами, Джули ни на миллиметр не сдвинулась на диване, а я не сделал ни шага к ней. Обоим нам недоставало Лили, обоим она была нужна позарез – не для того чтобы сказать, как нам поступать, но чтобы объяснить наши чувства, подкрепить верные и отбросить ошибочные. Иногда на лице моей жены проступает ее душа – и тогда я почти способен постичь собственную душу.

– Где он сейчас? – догадался я спросить.

– Не знаю, – ответила Джули. – А зачем тебе? Проверить мои слова?

Я вгляделся в дочь, в ее упрек. По правде говоря, верить такому о Расселе не хотелось, он мне всегда нравился, и я становился на его сторону в тех редких случаях, когда мне дозволялось принимать чью-либо сторону. И, уж если честно, я бы хотел задать еще несколько вопросов, задавать их до тех пор, пока не будет полностью исключена возможность, что это случайность или какое-то недопонимание. Очевидно, Джули почуяла это мое желание и истолковала его как нелояльность – возможно, она права.

Уставившись на свои руки, она повторила:

– Хочу, чтобы он ушел. Вон из моего дома.

Я отметил притяжательное местоимение, но не прокомментировал. Мы миновали предварительную стадию и достигли точки, в которой положено действовать, – а действовать я вроде бы умею.

– Хорошо. Перебирайся к нам на пару дней, пока…

Фразу я не сумел закончить, поскольку сам толком не понимал, чего именно мы будем ждать. Возвращения Рассела? Возвращения Лили? Бога из машины?

– Давай одевайся, собери чемодан.

К моему удивлению, Джули не стала спорить. Она вскочила и вдруг оказалась у меня в объятиях, всхлипывая:

– Ох, папочка! – снова и снова.

Это произошло так быстро, я даже не понял, она ли подошла ко мне, я ли к ней, да и какая разница.

Пока она складывала кое-какие вещички в чемодан, я наблюдал за осами. Джули права: они ничему не учатся. И если эта хрупкая пергаментная ловушка – смертельная ловушка – не дом родной, то где же он?

Две машины поджидали у моего дома, когда мы с Джули подъехали. Одна – неизвестный маломерок, другая – красный «камаро» Пола Рурка. На верхней ступени моей веранды восседала, шевеля пальчиками босых ног, молодая женщина. Чуть напрягшись, я опознал ее как вторую миссис Р.