Непосредственный человек - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Руссо cтр.№ 47

Рядом с Дикки Поупом стоял глава университетской службы безопасности Лу Стейнмец, невзлюбивший меня еще с тех пор, как я пришел сюда на работу в семидесятые. В ту пору я носил длинные волосы и бороду, и хотя наш университет в протестах против войны практически не участвовал, Лу каждый вечер смотрел новости, видел, что происходит в других местах, и составил военный план на тот случай, когда неприятности доберутся до кампуса Рэйлтона. Годы спустя, смирившись с разочарованием, он показал мне свои схемы, предусматривающие разные ситуации. На этих схемах несколько входов в кампус перекрывались. На футбольном поле и на теннисном корте в южной части кампуса наготове стояла национальная гвардия. Потом, по команде Лу, нацгвардейцы прошли бы намеченными маршрутами, гоня бунтующие массы перед собой на запад, к беговым дорожкам и трибунам, – трибуны должны были послужить импровизированным загоном. Показал мне Лу эту красоту в начале восьмидесятых, но глаза его все еще блестели от возбуждения.

– Но беспорядков же не было, – сказал я исключительно из вредности.

– Тем лучше, – многозначительно произнес Лу, приподняв брови, и что-то мне подсказало: эти схемы он показал мне не потому, что рассчитывал вызвать сочувственный интерес, а потому, что в воображении ему представлялось, как я веду ораву неистовых студентов, только что спаливших главное здание. Он хотел, чтобы я понимал: я чудом избежал кары.

Третьего члена этой несвятой троицы я опознал не сразу. Теренс Уоттерс, главный юрист университета. Я видел его только по телевизору, когда требовалось затушевать неудобные для университета факты или ситуацию. Он высок, ухожен, и его лицо ничего не выражает. За такой маской любые убеждения мрут.

– Итак, – опомнившись, сказал Дикки, – деликатность, джентльмены. – И добавил: – Лу, полагаюсь на вас, – будто намекая на общеизвестный факт: деликатность не входит в число добродетелей Лу Стейнмеца. Ему бы хорошую схему – и за дело, пусть патронов подвезут.

Подняв с пола персик, я поприветствовал всех троих:

– Добрый день, девочки!

Лу Стейнмец немедленно оскорбился – оскалился, даже кулаки сжал. Теренс Уоттерс выглядел так, словно слушал в невидимых наушниках успокоительный звук прибоя.

– Терри, ты, кажется, не знаком с Хэнком Деверо, – произнес Дикки, запуская процесс рукопожатий. Перво-наперво я обернулся к Лу и, когда тот нехотя протянул руку, сунул в нее персик. Ему бы просто бросить его на пол, но Лу попытался вернуть плод мне, а я уже перешел к Дикки Поупу и Теренсу Уоттерсу, и Лу никак, черт побери, не удавалось привлечь мое внимание. Сочувствую: нелегко торчать с фруктом в руке во время официальной церемонии. Похоже, такое случилось с Лу Стейнмецем впервые.

– Хэнк не только глава английской кафедры. Он и местная телезвезда, – сообщил Дикки своему юридическому консультанту.

Это заставило меня призадуматься, знает ли Дикки про «С добрым утром, Америка», если считает меня звездой лишь местного масштаба. Рука юриста оказалась прохладной и сухой, а моя – слегка липкой от персика: видимо, он лопнул, ударившись об пол.

– Хэнк, заходите и устраивайтесь в кабинете, пока я провожу гостей.

Кабинет у Дикки просто роскошный. Намного лучше, чем у Джейкоба Роуза. Мой отец всегда ухитрялся застолбить подобный кабинет, когда в пору моего детства разъезжал из университета в университет. Подойдя к высокому окну полюбоваться видом, я увидел, как трое мужчин вынырнули на крыльцо и продолжили разговор на ступеньках. Лу Стейнмец указывал рукой в сторону главных ворот. На обочине был припаркован автомобиль службы безопасности, в котором он разъезжает, и все трое направились к машине. Провожают Лу, решил я, пытаются напоследок внушить ему ту самую деликатность, которой он напрочь лишен. Но когда они подошли к «круизеру», то, к моему удивлению, забрались втроем на переднее сиденье и тронулись с места. Если так меня разыграли, то это отличная шутка. Возьму ее себе на заметку и вскоре, наверное, повторю со своими вариациями. Например, если меня сегодня собираются сместить, я созову срочное собрание, приглашу Грэйси, Пола Рурка, Финни, Илиону, еще одну-две занозы в моей заднице. Объявлю собрание открытым, а затем под каким-нибудь предлогом выйду – и попросту отправлюсь домой. Поручу Рейчел наблюдать за ними и потом отчитаться мне, сколько времени им понадобилось, чтобы раскусить шутку. Может быть, даже ставки сделаю.

Несколько минут я тешил себя этой фантазией, потом принялся осматривать высокие стеллажи в поисках иного развлечения. От Джейкоба Роуза я слышал одну историю насчет этих книг, но в тот момент не принял ее на веру. Мало кто умеет рассказывать всякие истории лучше Джейкоба, но, с другой стороны, мало кто так вольно обращается с истиной. Джейкоб не злокачественный врун – во всяком случае, по довольно либеральным университетским стандартам, – но он любит приукрашивать и готов почти на все, чтобы в процессе рассказа сюжет заиграл разными красками.

Рассказывал же Джейкоб так: в начале лета, в тот год, когда университет нанял Дикки Поупа, Дикки прибыл в Рэйлтон на большом грузовике со всем своим имуществом, но без единой книги. Встроенные стеллажи в кабинете управляющего кампусом вмещают около тысячи штук, так что отсутствие собственных книг стало вызывать у Дикки некоторое замешательство. Он догадывался, что заполнять полки семейными фотографиями и керамическими безделушками не совсем уместно. Он счел, что Грэйси Дюбуа возьмется ему помочь – она же непрерывно подлизывалась («Если вам что-нибудь понадобится… все что угодно…») и к Дикки, и к его бледнолицей жене. Итак, Дикки поручил Грэйси скупить для него книги на местных аукционах и в букинистических магазинах университета и доставить всю партию ему в августе, до начала учебного года. Так и было сделано: однажды вечером у заднего входа в административное здание остановился грузовой минивэн, два сторожа принялись сгружать на тележки пятьдесят пачек книг и торопливо завозить их внутрь, словно контрабанду. К началу семестра кабинет Дикки был весь в книгах, от пола до потолка, как подобает кабинету руководителя института высшего образования. И в отличие от книг из библиотеки Гэтсби, подытоживал всякий раз Джейкоб, эти книги не только разрезаны, но и прочитаны, их страницы испещрены глубокомысленными надписями, оставленными сотнями первокурсников.

До сих пор я не слишком верил в эту историю. Но тут действительно отсутствовал какой-либо общий знаменатель, поскольку никакого единого смысла я не извлек из осмотра этих книжных полок, не увидел принципа, по которому расставлены книги, – разве что по размеру и цвету? Некоторые имелись в двух экземплярах, в том числе одна из книг моего отца. Я снял ее с полки и пролистал. Первый его опыт литературной критики, тот, что сделал его известным, единственная удачная книга, по мнению моей мамы, служившей ему читателем, собеседником и редактором, – заслуги, оставшиеся без признания, если не считать мелкий шрифт на странице с благодарностями, где ее имя находилось в общем перечне наряду с руководством университета, предоставившим отцу академический отпуск для исследовательской работы, фондом Гуггенхейма, который спонсировал написание книги, и писательской общиной, приютившей моего отца (но не мою мать) на «творческий месяц».