Совесть. Происхождение нравственной интуиции - читать онлайн книгу. Автор: Патриция Черчленд cтр.№ 54

Исследуя пробы мочи животных (собранные в природных условиях), ученые обнаружили у представителей обоих полов повышение уровня окситоцина непосредственно перед конфликтом и во время него. Вполне логично предположить, что окситоцин играет важную роль в усилении эмоциональной связи с другими членами группы. Поскольку, как показывают исследования животных, окситоцин к тому же снижает тревожные реакции, возникает закономерный вопрос, действует ли он подобным образом и при конфликтах. Ведь в таких случаях требуется не только сплоченность группы, но и, пожалуй, удвоенная отвага. Результаты исследований с участием людей (окситоцин в этих экспериментах вводится в составе назального спрея) подтверждают укрепление внутригрупповых связей наряду с возрастанием враждебности к чужакам. Но, как ни любопытны эти результаты, учитывая методологические изъяны подобных исследований, относиться к ним пока нужно с осторожностью (см. главу 2).

Вслед за другими современными этиками, такими как Марк Джонсон и Оуэн Фланаган, я пришла к тому, что идея простого и четкого правила или свода правил, применимого ко всем без исключения в любой ситуации, не выдерживает проверки социальной действительностью. Даже если люди в большинстве своем одинаково представляют себе примеры, наиболее соответствующие ядру понятия нравственно неприемлемого поступка, то примеры, выходящие за его пределы, вызывают не столь однозначную реакцию (см. введение). Моральные суждения — это не арифметика: два плюс два всегда четыре, а вот говорить правду пусть даже хорошо с точки зрения нравственности, но не всегда. И хотя нет единого правила, указывающего, когда с нравственной точки зрения предпочтительнее не говорить правды, обычно человеческий мозг удивительно ловко справляется с такого рода вычислениями.

Аристотель и Конфуций подчеркивали, как важно развивать устойчивые социальные привычки, называемые также добродетелями: благоразумие, сострадание, терпение, честность, смелость, доброту, трудолюбие, щедрость. Все эти привычки снижают затраты на принятие решений. Как мы уже знаем, мозг пытается удержать энергозатраты на минимально допустимом для благополучного существования уровне, а привычки — это отличный способ обеспечить энергоэффективность. Преимущество культивирования таких добродетелей, как сострадание и честность, заключается в том, что, войдя в привычку, они направляют процесс выполнения ограничивающих условий в сторону принятия решений, нравственно приемлемых для такого высокосоциального животного, как Homo sapiens. И хотя в нравственных решениях подобные привычки не панацея, будучи накрепко усвоенными, они избавляют мозг от необходимости вычислять и оценивать с нуля все влияющие на выбор факторы.

Иными словами, если вы привыкли проявлять, допустим, доброту и отзывчивость ко всем окружающим, вам не придется тратить время и силы на раздумья, что делать в стандартной повседневной ситуации. Если случится что-то из ряда вон выходящее, усвоенная привычка может сослужить хорошую службу. Как совершенно правильно отметил Аристотель, добродетели не диктуют нам поступать только так, а не иначе. Однако привычки, социальные или другие, снижают затраты на выполнение ограничивающих условий, сокращая количество рассматриваемых вариантов и соответственно расчетов, определяющих оптимальный для данной ситуации исход. Когда условия слишком резко отличаются от нормы, привычную склонность к отзывчивости можно скорректировать, решив, что на этот раз правильнее проявить, допустим, осмотрительность и собрать побольше информации. И наоборот, системный мозг утилитариста, принимая одно решение за другим, вынужден тратить столько лишних сил на вычисления, что остается лишь гадать, способен ли такой человек вообще хоть что-то довести до конца.

Еще одна мысль Аристотеля состоит в том, что важна нравственная среда, в которой воспитывается ребенок. Он должен наблюдать вокруг себя порядочность, уважение, доброту ^[234]. Качества, противоположные этим, провоцируют конфликт и подрывают доверие, которое так необходимо для объединения усилий в тяжелые времена. Выработанные привычки к участию и отзывчивости облегчают и улучшают жизнь для всех. Привычки не освобождают от решения, но снижает энергозатраты на его принятие.

Бесспорное достоинство биологического подхода заключается в том, что он указывает нам вполне вероятный путь к пониманию того, откуда в принципе берется мотивация вести себя этично, почему доброта и щедрость не противоречат нашей натуре и чем ценны добродетельные привычки. Он помогает нам разобраться, почему дети, которые еще даже говорить не умеют, способны проявлять эмпатию и непроизвольно пытаются помочь ^[236]. Он объясняет, почему мы ценим жизнь в обществе и ее преимущества, даже когда за это приходится чем-то платить. Он позволяет предположить, почему одобрение и порицание так стимулируют людей изучать социальные практики своей группы и ладить с окружающими.

Приблизились ли мы наконец к тому, чтобы дать точное определение нравственности? Нет, все по тем же причинам, изложенным во введении. Понятие нравственности, подобно многим общеупотребительным повседневным понятиям, имеет радиальную структуру: в центре находятся однозначные и бесспорные примеры, а периферию составляют случаи, теряющие безусловное сходство с центром по мере удаления от него. Границы размыты. Тем не менее для бесконфликтной дискуссии, судя по всему, вполне пригодна такая первичная формулировка: Нравственность — это набор общепринятых представлений и практик, которые регулируют поведение людей, обеспечивая согласованность действий в группе и ее благополучие. Социальные практики, касающиеся успешного сосуществования, создают ожидания, которые участвуют в выборе поступка. Ожидания, касающиеся того, как почти наверняка поведут себя и отреагируют остальные, позволяют снизить энергозатраты на принятие решений, и если эти ожидания не оправдываются, возникает чувство, что мы ошиблись или промахнулись.

Иногда мы отдаем себе отчет в этих ожиданиях и ощущениях, а иногда нет. Хотя люди владеют речью, действующие в обществе правила обычно не формулируются. Кто скажет точно, насколько близко допустимо подходить к человеку, с которым мы только что познакомились? Зато наш мозг всегда отмечает неуместное сокращение или увеличение дистанции и подает нам сигнал тревоги. Кто скажет точно, где та грань, что отделяет дружелюбие от навязчивости? Но когда наш случайный попутчик эту грань переходит, большинство из нас определяет ее безошибочно. Дети обычно усваивают путем наблюдения, что определенные темы, например финансовые, за пределами семьи не обсуждаются, а некоторые темы не обсуждаются даже в семейном кругу. Точно так же они усваивают, когда и как можно разрядить накалившуюся атмосферу шуткой и свернуть разговор, грозящий перерасти в ссору.