В тот миг мне больше всего хотелось убить его. Убить прямо тут, на месте… но прошла секунда, и я понял, что не смогу.
Люди делятся на два биологических вида – на тех, кто может убивать себе подобных, и тех, для кого это физически невозможно. И я отношусь ко вторым, плохо это или хорошо.
С холодным бешенством я проговорил:
– Убирайся прочь! Сейчас же! Чтобы ноги твоей больше не было в моем доме! Чтобы я больше никогда не слышал твоего имени!
Он понял, что я не шучу, и попятился.
– Еще только одно! – остановил я его. – Ты говорил о письмах, которые перехватывал. Что это за письма?
Его лицо снова неуловимо изменилось. Теперь на нем проступили хитрость и мстительная насмешка.
– Письма от твоей милой сестрички, от Кати!
– От Кати? – переспросил я удивленно. – Она писала мне?
– Она писала тебе чуть не каждый месяц, а ты ей не отвечал. Она, конечно, думала, что ты ожесточился, вычеркнул ее из своей жизни. Какие жалостные это были письма! Одно удовольствие было их читать! Особенно когда она тяжело заболела!
– Она писала мне… я ей сейчас же напишу…
– Можешь не беспокоиться. Она уже умерла.
Так он нанес мне последний, самый болезненный удар и тут же сбежал.
Больше я его не видел.
На следующий же день я поехал к нотариусу и изменил свое завещание.
Потом, позднее, я заметил, что пропал один из ключей от потайного ящика – того, в котором я хранил китайскую шкатулку.
Конечно, это Валентин украл ключ, разнюхав секрет моего стола.
Но он разузнал не все. Он не знал, что у потайного ящика есть еще один секрет – капкан…
Впрочем, если ты читаешь это письмо – ты уже все знаешь. А мне пора заканчивать – письмо и так получилось слишком длинным. Знай только одно – я очень горько сожалею, что не был рядом с твоей матерью, когда ей была нужна моя помощь.
И я хочу хоть чем-то заплатить свой долг перед Катей. Самой ее, к сожалению, уже нет, но есть ты, и я оставляю тебе все, что имею. Среди прочего – ту камею, которая лежит в нефритовой шкатулке вместе с письмом, которое ты сейчас читаешь.
Эта камея – удивительная, уникальная вещь. В нашей семье она передавалась из поколения в поколение, и вместе с ней передавалась легенда о ее происхождении.
По легенде, в незапамятные времена эта камея принадлежала жрецам тайного этрусского культа богини, которую называли Матерью Змей. Позднее камея попала в руки римской куртизанки, затем следы ее затерялись, и, наконец, уже в восемнадцатом веке, ее купил в Италии мой прапрадед… говорят, эта камея приносит своему владельцу удачу и оберегает его от зла. Надеюсь, она и тебе принесет удачу…»
– Вот и все. – Светлана выпустила из рук письмо, и оно плавно спланировало на пол. – Это ужасно! Ужасно, что мамины письма не дошли до него. Она так тяжело умирала… Мне ничего не говорила, никогда не рассказывала о семье, они очень ее обидели… Возможно, Сергей Сергеевич не виноват, но… Господи, как пригодилась бы нам тогда его помощь! Мама болела несколько лет, ей становилось все хуже и хуже, и рядом не было никого, кроме меня… потому что отец, он… он как-то отстранился от ее болезни. Я, сказал мне, работаю, а ты уж сама с ней управляйся… Хотя и денег было немного, все уходило на лечение, как в прорву…
Анна подумала, что их отец все же был не слишком хорошим человеком. Ну да, первую жену не любил, бросил родную дочь в возрасте трех лет, и о второй не очень-то заботился.
– И вот что теперь мне с этой камеей делать? – вздохнула Светлана. – Где ее хранить, раз она такая ценная? Ладно, посоветуюсь с Арсением, он специалист, он подскажет…
«Уже Арсений, без отчества», – тоже мысленно вздохнула Анна.
Лебедкин вошел в кабинет. Лицо его светилось. Он вполголоса напевал марш из оперы «Аида».
– Ну что? Как прошел разговор с психологом? – Дуся могла бы его и не спрашивать, о результатах этого разговора говорил радостный, победный вид ее напарника.
– Отлично, отлично! – Петя потер руки. – Он из Штукина вытянул всю подноготную! Как я и предполагал, корни его безумия скрываются в детстве. Его мать постоянно меняла любовников, а он подсматривал за ней. В самые интимные моменты… ну ты понимаешь.
Дуся кивнула.
– Кстати, – Лебедкин взглянул на свою напарницу, – как я и думал, она была голубоглазой блондинкой! Это и определило тип его жертв…
– Кто бы сомневался!
– Однажды мать застала его за этим занятием и, страшно разозлившись, пригрозила вырезать ему глаза и заперла в темный чулан. Там он провел целые сутки в полной темноте и, наверное, вообразил, что мать его ослепила. С того самого дня у него и произошел надлом психики…
– Что, прямо с детства? Тогда и начал убивать?
– Ну конечно, до реальных убийств дело дошло не скоро, но он уже тогда отрывал лапки насекомым, а однажды выколол глаза бездомному котенку. Его побили соседские мальчишки, и больше он не попадался…
– Стал осторожнее!
– Вот именно!
– А потом?
– Каким было его самое первое убийство, так и не удалось выяснить. Он сам уже часто путает свои больные фантазии с реальными событиями. Но те многочисленные однотипные убийства, которые произошли за несколько лет в разных городах, точно его рук дело.
– Те, которые ты нашел в старых отчетах?
– И они, и еще несколько таких, которые в отчеты не попали, потому что не были найдены трупы.
– Но он же оставлял трупы на виду! Он же из них устраивал настоящие инсталляции! Вырванные глаза, темно-красные розы во рту…
– Это было не во всех случаях. Серийные убийцы очень осторожны, поэтому они и не попадаются годами. Вот и наш устраивал спектакль только в тех случаях, когда это было для него безопасно. А в других случаях прятал концы в воду. Иногда – в самом прямом смысле, одну его жертву после его признания нашли на дне Фонтанки в старом холодильнике…
– Он действовал во многих городах?
– Во многих. Ну мы уже знаем про Дальнереченск, но, кроме этого, еще были убийства в пяти или шести городах. Кстати, это помогло его разоблачить – его перемещения сравнили с локализацией этих убийств, и все сошлось – время и место его поездок совпало со временем и местом убийств.
– А зачем он разъезжал по разным городам? Не специально же в поисках новых жертв!
– Нет, у него были формальные причины. Он работал на своего дядюшку – искал для него в маленьких провинциальных городках произведения искусства и антиквариат, связывался с местными коллекционерами и приобретал у них ценные предметы. Все законно, тут не подкопаешься…
– Кстати, не удалось узнать, из-за чего он поссорился с дядей? Из-за чего Броницкий лишил его наследства?